Аппарат ЦК переслал наше обращение в прокуратуру Свердловской области. Оттуда пришел ответ за подписью «государственного советника юстиции 3 класса», как он представился. Ответ был прост и исчерпывающ: «Объединение «Уралзолото» действовало согласно указаниям вышестоящих органов…»
Как будто мы подозревали объединение в самостоятельности!
С Николаем Викторовичем Новаком, генеральным директором «Уралзолота», мы давно знаем друг друга. Наблюдение за возней, устроенной в московских коридорах власти, вряд ли было ему приятно. Единственное, в чем он мог упрекнуть артель, – это в строительстве дорог. Он не сомневался, что артель не подведет объединение – не бывало такого! – и непременно выполнит план по сдаче золота. Но ему неприятен был наш интерес к строительству дорог. Не то чтобы ревновал, но тревожился – и не без оснований: чтобы покрывать убытки при государственной добыче золота, руководители министерства стали экономить на артелях. Урезали расценки на вскрыше полигонов, снижали договорные цены за грамм металла. На буровых работах старатели уже не могли заработать за день больше 100 рублей. А на отсыпке дорожного полотна зарабатывали 120. Было отчего тревожиться объединению.
Новак был у нас на базе, когда на его имя пришла телеграмма с предписанием ликвидировать «Печору». Мы вместе звонили в министерство. Москва подтвердила: «Печоре» больше не быть.
19 апреля 1987 года на базе артели в Инте в пролете механического цеха собралось больше тысячи человек. Я плохо помню то собрание. Все было как во сне. В президиуме сидели городские власти и представители заказчиков. Главный инженер Зимин отчитался о работе: план добычи золота был выполнен на 109 процентов. Говорили по преимуществу гости, кто о чем: о нарушениях техники безопасности, о недостатках в материально-техническом снабжении, о дорогах, а председатель горисполкома Инты все вскакивал с места: «Мы учимся у вас работать!» Я смотрел на выступающих и чувствовал себя в сумасшедшем доме. Почти все из гостей, кто выходил говорить, уже знали о решении министерства ликвидировать артель – и ни слова!
Наконец поднялся Новак.
Он сказал о том, что знал наверняка: министерство могло бы сохранить артель – но без Туманова. С Тумановым ей больше не существовать. На собрании сидели рабочие люди, для которых разгон артели означал внезапную потерю работы, материальные трудности, для многих – семейные проблемы.
Я решил помочь «Уралзолоту» выйти из положения. Тут же написал заявление: прошу освободить от обязанностей председателя по состоянию здоровья. И предложил вместо себя Михаила Алексеева, моего заместителя. Не помню, кто и что после говорил. В памяти осталось только, как встал Кочнев:
– Мужики! Не нас выбирал Туманов. Мы его выбирали…
При тайном голосовании «против» был лишь один голос – мой, все остальные вписали в бюллетени мое имя. Не скажу, что это меня нисколько не тронуло. Тронуло, еще как!
Но я понимал, что таким выбором артель только ускорила приближение неотвратимого конца.
Бедный Новак разводил руками. На него жалко было смотреть.
Май 1987 года выдался холодный и ветреный. Скверно было на душе, неясность ситуации угнетала. Особенно больно было узнавать о тех, кто в эти дни брал расчет, чтобы устроиться где-нибудь и другом месте. Пусть таких было мало, единицы, но они доверились председателю, связывали с ним свое будущее, а теперь их замучили обысками, затаскали на допросы, а председатель не может заступиться за них и за себя.
13-мая кто-то из приятелей звонит мне и изменившимся от волнения голосом сообщает: в утреннем номере «Социалистической индустрии», газеты Центрального Комитета КПСС, напечатана жуткая, разгромная статья обо мне и нашей артели. Некоторое время спустя газета, о которой я раньше знал только понаслышке, никогда не читал, обжигает мне руки. «Вам это и не снилось!» – бьет в глаза крупный заголовок, под которым сразу замелькало мое имя. Строчки плывут.
«Когда во время ревизии подсчитали легальный доход председателя «Печоры» В. Туманова, оказалось, что аналогов в отечественной практике он не имеет. Союзный министр получает за год в несколько раз меньше…
Молчаливый страж базы артели «Печора» показал уютные комфортабельные терема-коттеджи отцов-основателей, двухэтажные апартаменты Туманова. Мебель, оборудование, ковры – все экстра-класса…
Туманов располагает выездом из нескольких машин в разных точках страны, оплачиваемых артелью… Конечно, жизнь на широкую ногу требует хлопот, поэтому председатель не может обойтись без особых слуг. Мисхорский дом Туманова сторожат и обслуживают два весьма квалифицированных служителя…
Враньем Туманов только и живет. Проведя время войны за тысячи километров от фронта, сейчас он выдает себя за ветерана сражений…»
Глаза метались по столбцам, не способные на чем-то задержаться, пока не опустились в правый нижний угол с именами двух авторов – они мне ничего не говорили, я никогда не встречал их в прессе, не знал их обладателей, да и они, судя по всему, сроду не видели меня. Не позвонили, ни о чем не спросили, ничего не проверили и выплеснули на газетные полосы столько необъяснимой ненависти ко мне, к нашей артели, что я задохнулся от ярости.
Наверное, многие были заинтересованы в уничтожении «Печоры», организовали травлю артели, но мне было не по силам дотянуться до них, находящихся очень высоко. Вся моя ненависть вылилась на их подручных, на непосредственных исполнителей – следователей и журналистов, согласившихся стать палачами.
Им просто повезло, что невозможно было одновременно собрать всех семерых вместе – мерзавцев, причинивших столько горя мне, моей семье, моим друзьям. Ну не должны эти нелюди существовать среди людей! Их дети, их родные и близкие должны были запомнить на всю оставшуюся жизнь: зло порождает зло!
Нашу чистоплотность и нежелание связываться газетные негодяи часто принимают за слабость и страх перед ними. Статус своего печатного органа они относят к своим личным достоинствам. И когда им указывают на ошибку, предвзятость, клевету, у них округляются глаза: как! вы осмелились усомниться в позиции газеты?! Допустим, с вашей конкретной историей не до конца разобрались, но можно ли перечеркивать принципиальную воспитательную роль газетного выступления и ставить ваши личные интересы выше общественных? Такой постановкой вопроса, учат они нас, вы лишний раз подтверждаете, что вам своевременно и правильно указывают на недостатки. Если будете упорствовать, мы ведь можем ударить еще не так! Нет, я не хочу с ними спорить или сдаваться им на милость, чтобы завтра, демонстрируя собственную силу, оборзевшая свора накинулась еще на кого-нибудь. И если я все-таки называю двух негодяев образца 1987 года – их имена В. Капелькин и В. Цеков – то с единственной целью: заставить таких, как они, убедиться: ничто не сходит с рук.
