– Мне на ум приходит одно из стихотворений Редьярда Киплинга, «Джентльмен в драгунах»: «Мы покончили с Надеждой, мы погибли для Любви, / Из сердца Совесть выжгли мы дотла, / Мы на муку променяли годы лучшие свои, – / Спаси нас Бог, познавших столько зла!»[290]. Если я о чем-то думаю в нынешнее время, так это о молодежи. Так бы я сказал.
Вы хотите сказать, что именно сейчас решается судьба молодежи, потому что мы явно идем к войне?
– Верно. Я хочу сказать, что искусство вносит порядок в жизнь, но сколько искусства для этого необходимо? Точно не известно. В данный момент мыслить рационально не значит дать истинное объяснение происходящего. Необходимо что-то еще, чтобы это объяснить. Конечно, рано или поздно это случится.
Как вы думаете, ситуация, в которой мы оказались, не безнадежна?
– Не знаю, что вам и сказать. Не считаю себя просветителем или толкователем. Вы видите то, что я делаю, и я делал это всегда. Но сейчас пора появиться великим людям. С мелкими людьми в данный момент невозможно совершить ничего великого. Уверен, что люди, облеченные властью, читали Сунь-цзы, написавшего в VI веке «Искусство войны». Там он говорит: «Если знаешь врага и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение». И далее: «Если не знаешь ни его, ни себя, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение». Я убежден – кем бы ни были люди, стоящие у власти, они должны это прочитать.
Все должно перемениться. Но прежде всего людям надо изменить свой внутренний мир.
Оззи Осборн
Интервьюер Дэвид Фрике
25 июля 2002 года
Трудно было сдержаться и не произнести «бля» на встрече с королевой?
– Это слово то и дело всплывало у меня в голове. Моя жена сказала Камилле Паркер Боулз[291]: «Блин, как клево вы смотритесь». У меня глаза чуть на лоб не полезли. Я сказал: «Шэрон, придержи язык». А Камилла Паркер Боулз сказала (произносит, имитируя изысканное произношение): «О, ничего страшного. Мы все здесь сквернословим».
Когда я подошел к королеве, то старался не вынимать руку из кармана. Боялся, что она упадет в обморок, если увидит татуировку[292]. Она сказала: «Вижу, что вы совершенно невоспитанны». Мне осталось только произнести: «Хе-хе-хе». (Неловкий смех)] Одно только я заметил – у королевы отменная кожа для женщины ее возраста.
Если бы телекамеры следили за вами, когда вы были ребенком в Бирмингеме[293], то что бы мы увидели?
– Мой дом был очень беден. Отец работал по ночам инструментальщиком. Он был английским Арчи Банкером[294] и не изменился со временем. Он так и не купил маме швейную машинку. Обычно я спал вместе с кем-нибудь из братьев на одной постели. У нас не было простыней. Мы ходили в старых пальто.
Когда я был подростком, то отец и дядя Джим водили меня воскресным утром в паб Golden Cross. Поскольку внутрь меня не пускали, то я сидел на ступеньках, а они приносили мне шэнди – пиво, наполовину разбавленное лимонадом.
Помню, я думал: «Пиво – это лучший лимонад в мире. Скорей бы уж вырасти и начать его пить». Когда я впервые попробовал пиво, я его выплюнул: «Ведь это же не пиво. Это помои». Но потом я вошел в раж и пил его не для вкуса, а просто ради ощущений.
Какой была ваша мама?
– Она старалась для нас изо всех сил. Мы никогда не ходили голодными. Она бесконечно растягивала запасы. Мы всегда могли вдоволь наесться хлеба и картофеля. Но денег почти не было. Бывало, я просил у соседей стакан сахара или бутылку молока. Один из самых сильных страхов, который меня одолевает, – это страх разориться. Чувство неуверенности осталось у меня с детства. До четырнадцати лет я никогда никуда не ездил на каникулы, никогда не видел океана.
Вы бросили школу в пятнадцать лет – потому что так захотели или потому что пришлось?
– Захотел. В школе никто не распознал, что у меня дислексия. Я смотрел на доску – и это было все равно что попытаться прочитать китайское меню по-китайски. Но я постоянно менял место работы. Сначала я работал в ювелирной компании – они изготовляли кольца для салфеток и портсигары.
Потом я был паяльщиком, потом – разносчиком чая на стройплощадке. Потом работал на бойне. Там я проработал дольше всего.
Что вы там делали?
– Забивал – под конец. Работа была автоматизированной, но ребята время от времени разрешали мне пристрелить корову. Сначала моя работа состояла в том, чтобы очищать овечьи желудки от остатков пищи. Их была целая гора. Вонь невообразимая. Но постепенно привыкаешь.
Потом я нашел работу в морге. Мама просто взорвалась: «Ты с ума сошел». Формальдегид был ужасен. Когда я возвращался домой, у меня перед глазами стояли лица покойников. Потом мама устроила меня на мою первую музыкальную работу – я настраивал гудки автомобилей. Предполагалось, что надо настроить 900 гудков в день. Можете себе представить, каково находиться в помещении с таким б…ским шумом?
Самым главным среди рабочего класса в Англии считалось доработать до пенсии – тогда тебе дадут золотые часы. Такая уравниловка всегда казалась мне бессмысленной. Положить жизнь ради золотых часов? Да лучше разбить витрину магазина и украсть их.
Вы ведь сидели в тюрьме за грабеж, когда вам было семнадцать лет.
– Самое лучшее, что отец сделал для меня, – это отказался уплатить штраф. Если не уплатить штраф, то надо отсидеть в долговой тюрьме. Я пробыл там в течение нескольких недель. Отец мог уплатить штраф за меня, но, отсидев, я больше не захотел туда возвращаться.
Опишите самые первые дни группы Black Sabbath. Вы сначала назывались Earth?
– Мы исполняли новоорлеанские блюзы, как группа Ten Years After и оригинальный состав Fleetwood Mac. У нас был полный фургон снаряжения, и мы ездили на выступления, надеясь, что другая группа не опередит нас, хотя несколько раз так случалось. Обычно мы играли бесплатно. Играли на свадьбах. Мы репетировали в общинном центре рядом с домом Тони Айомми, напротив кинотеатра. Однажды утром Тони говорит нам: «Интересно… Я смотрел на театр». Там висела афиша чего-то с надписью «Вампир возвращается». «Вам не кажется странным, что люди платят деньги за то, что их пугают? Может, нам написать страшную музыку?» Вот когда мы решили создать группу Black Sabbath. (Воспроизводит гитарный рифф.) Это чертовски изменило мою жизнь.
Вас всех интересовала черная магия, хоть немного?
– Мы ни х… не умели колдовать. Мы получали приглашения играть на шабашах ведьм и на черных мессах на кладбище в Хайгейте. Честно, я думал, что это шутка. Мы были последним хиппи-бэндом – мирными людьми.
