грязных, аморальных склонностях, подтвержденных документально, и прочих
вполне библейских грехах, которые - при их обнародовании, - попросту
опозорили бы этих "демократов", а то и подвели бы кое-кого под суд. Причем,
считаю необходимым заметить, что КГБ вовсе не занимался специально сбором
такого компромата на так называемых "инакомыслящих". Последовательность
событий в подавляющем большинстве случаев была иной: некие правонарушители
и доносители, люди с подмоченной репутацией, чтобы избежать наказания или
позора, уже после возникновения "компромата", воспользовались личиной
"инакомыслящих", пытаясь этим как бы "оправдать" нападки КГБ. О чистоте
помыслов, о какой-то принципиальности в борьбе с советским строем
применительно к "Якуниным" говорить абсолютно не приходится.
Поэтому и после Августа-91 они действовали столь же беспринципно,
торопясь воспользоваться моментом и уничтожить улики против самих себя.
Ради этого и рвались в состав аттестационных комиссий.
Со мной представители всех этих комиссий почему -то встречаться
не захотели, хотя к августу 1991 года я занимал должность заместителя
начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) и носил
генеральское звание. Видимо, в послужном списке криминала не нашлось:
последние десять лет находился в постоянных командировках в Афганистане, в
"горячих точках" Кавказа и Закавказья, Средней Азии, в республиках
Прибалтики. Наверное, "Якунины" рассудили, что на "заговоры" у меня времени
просто не хватило бы,
В кратком рапорте, который я подготовил в соответствии с
указанием Шебаршина, сославшегося при этом на требование Горбачева, я
указал, что до 17 августа был в командировке на нахичевано-армянской
границе, а о ГКЧП узнал из телерадио передач. Но в дни работы проверочных
комиссий я находился на Лубянке, готовясь к возможному докладу по
обстановке на местах и характере работы органов госбезопасности в
сложившейся ситуации, в том числе на участке борьбы против иностранных
разведок, И ко мне в кабинет заходили многие из тех, кого вызывали на
комиссию. После их рассказов стало совершенно очевидно, что никто в моем
докладе явно не нуждается.
Для комиссий, по-видимому, заранее был разработан определенный
порядок "следствия" - с единственной целью заполучить хоть какой-то
компромат на опрашиваемого, а больше всего на его окружение, чтобы
оправдать мотивацию об увольнении людей с руководящих должностей. Смысл
"допросов" сводился к одному: где ты находился 19-22 августа? И еще: каково
отношение к ГКЧП? Далее: как отнесся к ГКЧП такой-то? Радовался или нет?
Поздравлял ли кого-то? Поднимал ли тост по этому поводу?.. Думаю, этот
перечень вопросов не оставлял сомнений в том, какова была цель всех тех
"демократических" комиссий, которых между августом и октябрем перебывало на
Лубянке около десятка.
В первые же дни после ГКЧП было ясно, что произойдет замена всего
высшего руководства КГБ, в том числе и Л.В. Шебаршина, исполнявшего
обязанности председателя. Среди личного состава обсуждались возможные
кандидаты на пост руководителя. Все предполагали, что в сложнейшей
обстановке, вызванной августовскими событиями, органы государственной
безопасности должен возглавить опытный профессионал, хорошо знающий
внутренние механизмы системы, функции и задачи каждого оперативного
подразделения. Только такой профессионал мог бы в сжатые сроки провести
необходимую переориентацию работы органов и войск КГБ на решение наиболее
насущных проблем в новых условиях. Немалую роль в этом могла играть и сама
личность этого профессионала, - его должны хорошо знать в системе
госбезопасности.
Одним из таких кандидатов, несомненно, являлся Виктор Иваненко,
буквально за несколько дней до создания ГКЧП назначенный председателем КГБ
РСФСР. Вместе со своими квалифицированными помощниками он разработал
структуру российских федеральных органов госбезопасности, сформировал их
штатное расписание. Как официально действующий председатель, он 20 августа
подготовил совместное с министром внутренних дел России сообщение, которое
срочно направили по милицейским телетайпам на места. В нем содержалось
указание правоохранительным органам проявлять выдержку и обеспечивать
стабильную обстановку, не допуская провокаций и массовых беспорядков.
Иваненко в те дни находился не на Лубянке, а в одном из кабинетов
Белого дома. Он оказался как бы по другую сторону баррикад, но действовал
ради общего блага, предпринимал все меры, чтобы не произошло массового
кровопролития. В ночь с 20-го на 21-е он дозвонился до командира "Альфы"
генерала Карпухина:
- Не надо ввязываться в авантюру... Несколько позже в интервью
одной из газет Виктор Иваненко объяснит свою позицию так:
- Возбужденные массы жаждали мести. И мы не должны были этого
допустить. Насилием демократического государства не построить. Стояла
важнейшая задача - успокоить людей и повернуть события в законное русло.
Что особенно сложно в условиях безвластия - когда старые структуры
парализованы, новые не созданы... И ни в коем случае нельзя было идти на
поводу у настроения...
Много позже, когда об августовских и октябрьских событиях во
множестве появились документальные материалы и свидетельства их
непосредственных участников, один из бывших первых руководителей КГБ СССР в
беседе со мной высказал суждение, которое я разделяю полностью:
- Если бы двадцать третьего августа девяносто первого года
председателем органов госбезопасности был назначен Иваненко, а не Бакатин,
то в этом случае оставался еще шанс повернуть дальнейший ход событий в
более мирное русло...
Увы, предпочтение было отдано Бакатину. Можно предположить, что
произошло это в результате непростой игры и сложных интриг между разными
командами. Уверен также, что немалую роль сыграла в этом политическая
"покладистость" Бакатина, его готовность выполнить любую задачу,
поставленную "наверху". А задачи эти, как показало время, были продиктованы
отнюдь не стремлением надежно обеспечить безопасность страны. Скорее
