Или же такое заявление тов. ЧУЙКОВА В. И. Кребсу:
«Мы дадим вам радиосвязь. Обнародуйте завещание фюрера по радио. Это прекратит кровопролитие».
Такое решение могло принять только Советское правительство, но не командующий армией.
А взять эпизод хода переговоров после приезда генерала Соколовского.
«КРЕБС: — Надо Деница вызвать сюда, пропустите его.
СОКОЛОВСКИЙ: — Я не полномочен это решать.
— Немедленно капитулируйте, — сказал я, — тогда мы организуем поездку Деница сюда» («Октябрь», № 5, стр. 149).
Как видите, Соколовский не полномочен, а Чуйков — полномочен?!
Автор воспоминаний «Конец Третьего рейха» договорился до того, что якобы и в памятнике-монументе, воздвигнутом в Трептов-парке в Берлине, увековечен подвиг сержанта 8-й гвардейской армии тов. Масалова, спасшего от смерти немецкую девочку.
Подвиг сержанта Масалова действительно достоин всемерного одобрения и популяризации, но зачем же путать божий дар с яичницей?
Неужели тов. Чуйков В. И. не знает, что в памятнике-монументе, стоящем в Берлине, увековечен подвиг не какого-то отдельного лица, а героический подвиг советского воина-освободителя, спасшего будущее человечества (в образе скульптуры девочки) от фашизма. Зачем же ему понадобилось одним росчерком пера зачеркнуть на символическом памятнике-монументе имя Советский солдат и написать там фамилию сержанта 8-й гвардейской армии?
Можно только сожалеть, что такая популярная, уважаемая и авторитетная газета, как «Комсомольская правда», «клюнула» на это сенсационное открытие тов. Чуйкова В. И. и с присущей ей задором взялась разыскивать конкретных лиц, подвиг которых якобы прославлен в памятнике-монументе, низводя тем самым его символику до уровня обыкновенного памятника бойцу.
* * *
В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза тов. ЧУЙКОВ В. И. делает целый ряд довольно оригинальных, но крайне сомнительных, вследствие слабой аргументации, выводов и обобщений. Они нередко расходятся с принятой у нас официальной точкой зрения и поэтому, на мой взгляд, заслуживают определенного внимания.
Подводя итоги Висло-Одерской операции, тов. Чуйков В. И. пишет:
«За восемнадцать дней мы прошли с боями, без остановок более пятисот километров, совершили огромный по масштабу и стремительный по темпу стратегический бросок. И если бы Ставка и штабы фронтов как следует организовали снабжение и сумели доставить к Одеру нужное количество боеприпасов, горючего и продовольствия, если бы авиация успела перебазироваться на приодерские аэродромы, а понтонно-мотостроительные части обеспечили переправу войск через Одер, то наши четыре армии — 5-я ударная, 8-я гвардейская, 1-я и 2-я танковые — могли бы в начале февраля развить дальнейшее наступление на Берлин, пройти еще восемьдесят-сто километров и закончить эту гигантскую операцию взятием германской столицы с ходу.
Ситуация нам благоприятствовала. Гитлеровские дивизии, связанные наступательными действиями наших войск в Курляндии, в Восточной Пруссии, в районе Будапешта, конечно, не могли помочь берлинскому гарнизону. Дивизии же, перебрасываемые Гитлером с Западного фронта из Арденнских лесов, еще не были готовы для активных действий. Я уверен, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты могли выделить дополнительно по три-четыре армии, чтобы вместе с нами решительно двинуться на главный военно-политический центр фашизма — на Берлин. А овладение Берлином решало исход войны» («Октябрь», № 4, стр. 128–129). А далее утверждает:
«…что сил для продолжения Висло-Одерской операции исключительно до штурма Берлина у нас было достаточно;
что опасения за правый фланг 1-го Белорусского фронта были напрасны, так как противник не располагал достаточными резервами для нанесения серьезного контрудара (кстати, это признал и сам Гудериан в своих „Воспоминаниях солдата“);
что планированный удар противника из района Штеттина мог осуществиться не ранее 15 февраля, причем незначительными силами;
что при решительном наступлении на Берлин в первой половине февраля силами семи-восьми армий, включая три-четыре танковые, мы могли сорвать удар противника из района Штеттина и продолжать движение на запад;
что для защиты столицы Германии в начале февраля у Гитлера не было достаточных сил и средств, как не было и подготовленных инженерных оборонительных рубежей; следовательно, путь на Берлин, по существу, оставался открытым» («Октябрь», № 4, стр. 129–130).
Несомненно, вывод автора о возможности взятия Берлина с ходу и окончания войны еще в феврале 1945 года является довольно оригинальным. Однако он крайне слабо аргументирован и поэтому не убедителен.
Невольно возникает вопрос: если путь на Берлин был открыт, то кто же мешал войскам 8-й гвардейской армии успешно форсировать реку Одер и триумфальным маршем прийти в логово фашистского зверя?
Однако, как признает автор воспоминаний, его войскам не удалось с ходу форсировать Одер, и дело тут, очевидно, не в том, что генерал Середин не обеспечил зенитного прикрытия, а в том, что противник сумел ко времени подхода наших войск к реке ОДЕР организовать достаточно прочную оборону. Это подтверждается еще и тем, что уже после форсирования реки ОДЕР частям и соединениям 8-й гвардейской армии потребовалось затратить немало усилий и времени (порядка двух недель), чтобы расширить плацдарм до размеров, обеспечивших сосредоточение там необходимого количества войск 1-го Белорусского фронта, начавших с него мощное наступление на Берлин.
К тому же даже после захвата нашими войсками плацдармов на западном берегу реки ОДЕР противнику удалось сохранить за собой предмостные укрепления с центром в городе КЮСТРИН. Значительная часть его войск хотя и была окружена, но продолжала удерживать такие важные в оперативном отношении пункты, как города ШНЕЙДЕМЮЛЬ, ПОЗНАНЬ, БРЕСЛАУ, сковывая наши силы и средства, в том числе и соединения 8-й гвардейской армии. Противник удерживал также всю территорию Померанской провинции вплоть до города ДАНЦИГА, сосредоточивая на севере крупную группировку «ВИСЛА». К этому следует добавить, что коммуникации наших войск оказались растянутыми на 500 и более километров, железные дороги не работали, железнодорожные мосты через реку ВИСЛА были выведены из строя; запасы истощились, боевая техника и вооружение требовали восстановления и пополнения. Спрашивается, о каком наступлении на Берлин могла идти речь в таких условиях?
Конечно, в настоящее время проще рассуждать об этом. Если бы то да если бы другое… то можно было бы взять Берлин с ходу и в феврале закончить войну. Но, видимо, все эти «если» надо рассматривать с позиций того времени, а не сегодняшнего дня. Были ли тогда возможности, чтобы в сроки, указанные автором, материально обеспечить проведение операции по взятию Берлина и окончанию войны или нет. При этом нельзя забывать и того, что эту операцию надо было провести наверняка с полной гарантией в успехе.
