39
Жизненные вехи Ли Бо созвучны установленным Конфуцием рубежам: «В 15 лет я устремился к учебе; в 30 лет стал самостоятельным; в 40 лет освободился от сомнений; в 50 лет познал веления Неба; в 60 лет стал правду различать на слух; в 70 лет следую желаниям сердца и не нарушаю правил» («Луньюй», гл. 2, 4 — цит. по: Лукьянов-2000. С. 287). Тридцатилетним он устремился на государеву службу (добившись ее, правда, лишь после сорока), в сорок разочаровался в идеалах; в пятьдесят с небольшим совершил опасно-авантюрную поездку в стан Ань Лушаня в попытке спасти страну; после шестидесяти его слух обострился к истине, но дожить до последнего рубежа ему не было дано.
В англоязычных переводах это китайское мифологическое создание заменяют мифологическим же, но арабским «Roc», то есть «Рух» [Valley-1950. С. 7].
Перевод В. В. Малявина.
Целиком ода напечатана в книге [Чуский-2008].
Радуга.
Млечный Путь.
Имеется в виду философское понятие «наполненной пустоты», в которую заключен целый мир; нечто вроде «нулевого состояния» в классической квантовой механике.
В «Новой книге [о династии Тан]» отмечалось, что в период Кайюань (первая половина 700-х годов) «в поисках службы по стране бродило тысячи две людей, а получали служивые должности лишь десятки».
Мера объема, около 100 литров.
Перевод В. М. Алексеева. Возможно, тот оригинал, с которого академик делал свой перевод «В весеннюю ночь пируем в саду, где персик и слива цветут», имел чуть иное название, но в сегодняшних собраниях произведений Ли Бо нет слова «сливы» и, наоборот, стоит слово «братья».
Поэт использовал тот же глагол, каким обозначается вызов к императору.
Традиционная формула, в древности характеризовавшая очарование знаменитой императорской наложницы Сиши, а позже закрепившаяся в поэзии как образ женской красоты.
В прежних переводах ([Три-1960], где помещены три стихотворения (№ 7, 10, 11) из этого цикла) адресат в названии цикла сформулирован неясно («О тех, кто далеко»).
Еще один намек на Западный край, откуда был родом Ли Бо: считалось, что попугаи из внутренних земель Китая улетели на его западные окраины.
Это можно воспринимать просто как указание на западное направление, где находилось Аньлу, но можно в этом увидеть и конкретный намек на озеро Дунтин в тех же местах.
По версии Го Можо, они были погодки — Пинъян родилась в конце 727 года или начале следующего, а Боцинь — к концу 728 года. Это наиболее распространенная версия. Другие исследователи без особых оснований сдвигают рождение детей на десятилетие вперед — 737 год и 739 год.
Родившись среди тюрок, Ли Бо больше обычного любил музыку, пение, танец.
Первый слог «Бо» только в русской транскрипции созвучен имени отца, в оригинале же это — разные иероглифы.
Поэтому потомки Конфуция, вплоть до нынешнего, семьдесят седьмого, колена, не едят карпа.
У этой версии нет широкой поддержки среди китайских исследователей, но в ряде работ имя Минъюэ Ну однозначно и безапелляционно относят к дочери.
Он добавляет, что не все восхищались великим поэтом. Так, крупный ученый эпохи Мин Ли Жихуа характеризовал его весьма брезгливо: «Ли Бо всю жизнь писал стихи, любил слова, вино и женщин и еще любил болтать о святых и духах, а больше всего не терпел мирской обыденности».
Другие авторы полагают, что и с тем, и с другой поэт познакомился еще в Шу.
Факт первого, еще до официального вызова, посещения столицы стал предметом дискуссий, и один из наиболее веских аргументов в пользу его реальности был найден в стихах Ли Бо: в разных произведениях он пишет в одном случае о том, что уезжал из Чанъаня по воде, в другом — по суше, что рассматривается как подтверждение двукратного, по крайней мере, приезда в столицу.
Существует вызывающая горячие дискуссии версия о том, что, покинув Чанъань и поднявшись на гору Тайбо, поэт на два года уехал в родное Шу. Психологически всё это стыкуется: разочарование в столице, желание «залечить раны» на тотемной вершине, ностальгия по отчему краю.
В те годы при дворе были широко распространены петушиные бои, и вельмож, в угоду императору устраивавших их, именовали «петушиными парнями».
Феникс (фэн) — здесь мифическая птица, которую Желтый Владыка Хуан-ди послал к Вэнь-вану с повелением основать новую династию на смену неправедной Инь. Далее идет перенос смысла на Ли Бо, чей призыв к государю был отвергнут (древние столицы Чжоу и Цинь находились в районе современного Ли Бо Чанъаня).
Волшебный экипаж, на котором человек, приняв эликсир бессмертия, покидает мир.
Их цзининские оппоненты в ужасе цитируют поэтов более позднего, цинского времени, описывавших Шацю как квартал публичных домов, получивший свое название от захоронения в этом месте одной из здешних девиц, и риторически вопрошают: мог ли поэт поселить семью рядом с публичными домами, растить там детей? И как такое непотребство терпел народ Яньчжоу?!
Эту версию подвергает сомнению Чжоу Сюньчу в солидном исследовании [Чжоу Сюньчу-2005. С. 94].
Описание Чанъаня основано на материалах из книги [Стужина-1979].
Датировка этого стихотворения вызывает споры у исследователей. Некоторые считают, что это произведение еще юношеского периода, другие возражают — столь художественно мощное творение явно выходит за рамки юношеской незрелости, о чем в 720 году в Чэнду упоминал Су Тин. Есть предположение, что написано оно не только по воспоминаниям о родном крае, но и по впечатлениям от поразившего поэта своей мощью и величием водопада на горе Лушань.
