30 июня король перевел главный штаб в чешский Йичин, где Мольтке с раздражением обнаружил, что все три армии полностью утеряли контакт с Северной армией Бенедека и их командующие понятия не имели о том, где она находится. А время поджимало, поскольку ожидалось прибытие французского посланника с требованием прекратить военные действия. Долгие переходы и дожди измотали передовые прусские части, дисциплина в войсках упала. Наконец, 3 июля 1866 года, состоялось решающее сражение у деревни Садова, располагавшейся к северо-западу от чешского города Кёниггрец (ныне Градец-Кралове) в верховьях реки Эльбы. Оно началось наступлением прусских Эльбской и Первой армий253. Вторая армия кронпринца еще не прибыла, чтобы завершить окружение. В 11.30 разведка сообщила Бенедеку, что вдоль Эльбы замечено продвижение крупных прусских формирований (Вторая армия кронпринца). Командующий австрийским IV корпусом фельдмаршал-лейтенант барон Антон фон Моллинари испросил разрешения атаковать прусский левый фланг, пока он еще открыт. «Я стоял перед растянувшимся влево флангом прусской армии. Молниеносной атакой мы могли бы отсечь левый фланг противника и открыть дорогу к победе»254, – цитирует Бенедека Вавро в описании Австро-прусской войны. Другой историк – Циммер полагает, что Бенедек намеревался нанести обычный фронтальный удар. Как бы то ни было, благоприятный момент был утерян, и вскоре Вторая армия кронпринца прорвала австрийский фланг, «воспользовавшись сложной конфигурацией местности и туманом и с полной отдачей употребив свои превосходные игольчатые ружья и артиллерию»: «Все случилось так быстро, что Бенедек не поверил офицеру, доложившему о разгроме, и сказал ему в гневе: “Чушь, не болтайте ерунду”». Офицер рапортовал генералу в 15.00 пополудни 3 июля 1866 года255.
Ближе к вечеру удивленный принц Фридрих Карл, командующий Первой армией, принимал австрийского фельдмаршала-лейтенанта фон Габленца, запросившего условия перемирия. «Зачем вам перемирие? – поинтересовался принц. – Разве оно необходимо вашей армии?» Габленц ответил: «У моего императора нет больше армии. Она уничтожена». Фридрих Карл записал в дневнике: «Только во время встречи с Габленцем я впервые осознал масштабы поражения австрийцев и нашей победы»256. Анализируя впоследствии причины победы Пруссии, принц Фридрих Карл, чья Первая армия вынесла основное бремя битвы, пришел к выводу, что главную роль сыграли простые, но надежные обстоятельства:
...
«Обеспечивала нам победы отлаженная и вышколенная военная организация, в которой каждый знает свое место и даже посредственность способна выполнять свои задачи (ибо именно на посредственность она и рассчитана). Нельзя сказать, что мы выигрывали только благодаря армейской реформе, хотя она, безусловно, была необходима для совершенствования механизма. Гении, в общепринятом понимании этого слова, здесь ни при чем»257.
Иными словами, отношение к войне пруссаков было более практичным и современным. Военные игры, теория, учения, конечно, сыграли свою роль, но и только. Если бы Бенедек разрешил Моллинари вовремя атаковать левый прусский фланг и ввел в бой свои резервы, занимавшие незаметные позиции, то выученные и дисциплинированные пруссаки сломались бы так же быстро, как и австрийцы, и история Европы могла сложиться совершенно иначе.
О реакции Бисмарка мы узнаем у Крейга:
...
«Он чувствовал себя так, словно играл в карты, сделав ставку в миллион долларов, которых на самом деле не имел. Теперь же, выиграв весь банк, он вдруг приуныл и поник. Проезжая верхом на коне по полю, усеянному убитыми и ранеными, он грустно думал о том, какие чувства ему пришлось бы испытать самому, если бы среди этих тел лежал и его старший сын»258.
Штош, теперь уже генерал259, первый генерал-квартирмейстер Второй армии, отметил в дневнике факт прибытия фельдмаршала-лейтенанта фон Габленца, запросившего условия перемирия. Бисмарк в ответ потребовал исключения Австрии из Германии и объединения на первом этапе преимущественно протестантских северогерманских государств. Кроме короля Саксонии, не должен быть низложен ни один сюзерен. Но Гессену и Ганноверу предназначается лишь роль связующих земель между восточными и западными провинциями Пруссии. Кронпринц пригласил Бисмарка отобедать с офицерами штаба Второй армии. Штош записал в дневнике:
...
«Впервые мне довелось увидеть Бисмарка лично и в общении с другими людьми, и я с радостью признаю, что он произвел на меня ошеломляющее впечатление. Ясность и грандиозность его взглядов доставили мне огромное наслаждение; он говорил обо всем уверенно и самобытно, и в каждой его мысли обнаруживались глубокие знания»260.
По случайному совпадению прусские избиратели голосовали в тот же день, когда происходила битва при Кёниггреце-Садовой, и официальная «Провинциелль корреспонденц» с ликованием сообщала: «С господством прогрессистской партии покончено. Она уступила значительное число мест более умеренным, частично консервативным и частично либеральным депутатам-патриотам». Численность фракции прогрессистов уменьшилась с 143 до 83 членов, либералов-центристов – с 110 до 65, а отряд консерваторов вырос с 38 до 123 человек261. Рудольф Бамбергер писал брату Людвигу: «Интересно, как много значит успех. Десять дней назад у Пруссии, кроме немногих мыслящих людей, друзей практически не было. Сегодня картина совершенно иная»262. Бисмарк одержал победу на обоих фронтах – дома и за рубежом, как он и предсказывал Дизраэли. Внешнеполитический успех задушил внутреннюю оппозицию. За двадцать четыре часа Бисмарк стал «Бисмарком – государственным деятелем-гением».
Свой исторический титул «государственного деятеля-гения» он подтвердил и дальнейшими действиями, заключив мир с Австрией без аннексий и победного парада в Вене. Это был не только благородный, но и разумный человеческий и дипломатический поступок. Бисмарк писал жене после победы:
«Если мы не будем перебарщивать с претензиями и не будем думать, что всех покорили, то нам удастся достичь мира, достойного наших усилий. Но мы одинаково быстро и возбуждаемся, и падаем духом, и передо мной стоит неблагодарная задача подливать холодную воду в кипящий котел и напоминать людям, что мы не одни в Европе и у нас есть три соседа»263.
Когда Штош пришел к нему как представитель кронпринца, Бисмарк сказал квартирмейстеру то же самое, что говорил личному секретарю кронпринца Карлу фон Норману (1827–1888):
