Возможно, что он был просто человек талантливый, с характером, искренно желавший спасти отечество и положить конец господствовавшему там самовластию. Но, прибегнув для этого к мерам наиболее соответствовавшим, по его мнению, данному положению вещей, и, добившись, насколько это было возможно, задуманной цели, он увидел, что его поступки оцениваются несправедливо. Поэтому, желая уйти на покой с почетом, он удалился в свои поместья, в то же время будучи всегда готовым в случае надобности вновь начать служить отечеству. Отношение же его к русскому посланнику можно объяснить тем, что целью революции, зачинщиком которой он являлся, было прекращение произвольного и гибельного правления короля, но отнюдь не желание действовать на пользу иностранной державы, погубившей Швецию своей политикой. Впоследствии Адлерспарре был вновь призван в Стокгольм на прежнее место в совете, где в настоящее время играет главную роль.
Новое шведское правительство кажется еще не вполне прочно установившимся. Оно все еще находится в периоде революции, вообще думают, что в недрах Швеции и до сего времени кроются элементы, могущие вызвать новые волнения. Вновь избранный король по натуре своей страшно слабохарактерен, а годы еще больше увеличивают в нем этот недостаток. Он оказывается игрушкой в руках то одной, то другой партии. Желая в одинаковой степени угождать всем партиям, он поочередно поддастся той из них, которую считает в данный момент наиболее влиятельной. Личный состав совета совершенно неспособен восполнить то, чего недостает в характере короля. Совет состоит большей частью из никуда не годных и больных стариков. Остальная часть его членов или люди нуждающиеся, несвободные даже от подозрений во взяточничестве, или же беспокойные и несогласные друг с другом из-за различия партийных воззрений.
К первым надлежит причислить маршала Клингспора, человека хитрого, осторожного, скрытного и большого корыстолюбца. Он постоянно жаловался на понесенные им во время этой войны потери и на затруднительность своего материального положения. По всей вероятности, он был бы очень доволен, если бы какой-нибудь иностранный принц пожелал воспользоваться его услугами и за это устроил его денежные дела. Затем следует Лагербиль, прежний секретарь короля Густава-Адольфа, бывший также одним из зачинщиков революции. Отличительными свойствами Лагербиля являются талантливость, большая способность к работе, столь же большое легкомыслие и беспринципность. С этим у него соединяется и большая нужда в деньгах, а следовательно и желание достать их даже ценой измены своему долгу.
К числу вторых можно отнести Адлерспарре, который, после временного удаления от дел, теперь снова вернулся к ним, затем генерала Адлеркрейца. Но Адлеркрейц, хотя и считается человеком достойным уважения, решительным и талантливым, стремящимся к добру, но все же к нему, как финну, несправедливы, ибо между финнами и шведами испокон веков существует вражда. Адлеркрейц или предвидя такое к себе отношение, или же не желая рисковать своими финляндскими поместьями, дал понять Алопеусу, во время его пребывания в Стокгольме, что будет считать себя шведом, пока будет длиться война, но после заключения мира намерен возвратиться в Финляндию и разделить судьбу своего отечества. Желая вознаградить Адлеркрейца за оказанные им услуги, новый король хотел передать ему свой полк, но офицеры этого полка явились к королю в полном составе и стали умолять не обижать их и по-прежнему оставаться их шефом. Король согласился. Этот вполне естественный со стороны офицеров поступок, однако, был, по-видимому, принят Адлеркрейцем за личную обиду, и надо полагать, еще более увеличил его неудовольствие. Швеция понесет в его лице истинную потерю. Новый министр иностранных дел, бывший шведским посланником в Варшаве и Берлине, человек вполне изысканный, с пылким сердцем, но не слышно, чтобы за ним числилось много высоких талантов. Долгое время его считали благосклонно настроенным к французам и врагом России. Он женился на польке и всегда выказывал себя весьма преданным сторонником этой страны. Бывший шведский посланник в Петербурге Штединг теперь также назначен членом совета. Он искренно привязан к королю, хотя тот часто обращается с ним дурно. Говорят, что эта его привязанность делает его подозрительным в глазах товарищей и что даваемые им в последнее время королю советы, а также тот факт, что он первый сообщил ему об ожидаемом прибытии в Стокгольм западной армии, уменьшили то всеобщее доверие, каким он пользовался благодаря своим заслугам, благородству и бескорыстию, ибо на политику короля страна смотрела, как на самое большое для себя бедствие, и прекращение этого правления считала своим спасением. Говорят, что годы произвели в Штединге обычное влияние и отразились на его способностях и характере. Огорчение, причиненное ему несчастиями, постигшими его родину, конечно, более всего способствовало тому, что он опустился. Его упрекают также в том, что он согласился подписать гибельный для Швеции мир с Россией, но ведь он вынужден был взять на себя эти переговоры по настоянию короля. Его считали наиболее способным добиться для Швеции хороших условий, ввиду имевшихся у него в России связей и уважения, которое он там приобрел. Но все его усилия не привели ни к чему. После этого он стал стремиться уехать из Стокгольма с тем, чтобы возвратиться туда позднее уже в качестве частного лица. Не удивительно, что при таком составе правительства в Швеции ожидают еще дальнейших перемен. В момент заключения мирного трактата королевство это находилось в последней крайности. Поход против генерала Каменского, под предводительством Вреде и Вахтмейстера, был последним усилием Швеции. Не получив ожидаемого результата, Швеция принуждена была согласиться на самые тягостные условия, так как у ней хватило бы средств на продолжение войны не более как на несколько месяцев. Конечно, если бы в тех же условиях находился Фридрих II, то он, несомненно, продолжал бы войну. Лишь один путь намечался для Швеции к тому, чтобы хотя до некоторой степени поправить свои дела. То была надежда на присоединение Норвегии. Но в Фридрихсгамском договоре не было ни одного секретного параграфа, который затрагивал бы этот вопрос, в возмещение Швеции ее огромнейших потерь, доходивших до трети всех ее владений. Впрочем, Швеция, по-видимому, за свои жертвы добилась, по крайней мере, того, что в договор не была включена Дания, и вопрос о Норвегии был обойден глубоким молчанием. Дания не будет в состоянии одними своими силами защитить Норвегию от шведов, а установившийся в Швеции республиканский порядок скорее расположит норвежцев к соединению со Швецией, тем более, что в Норвегии недовольны господством Дании; к тому же по нраву и обычаям норвежцы более приближаются к шведам.
