Вот, для примера, данные, собранные в Хантингдоншире:
а) перечисление, квартал за кварталом, недвижимого имущества, которым владели королевские вассалы в самом городе Хантингдоне, и налогового бремени, которое они должны были нести, а также налогов, кои уплачивались городской общиной в целом. Относительно каждой единицы недвижимого имущества сообщалось, меняла ли она собственника (и, в случае необходимости, фискальный режим) после 1065 года;
б) перечень лиц, держащих земли в шайре на условиях королевского пожалования: епископы Линкольна и Кутанса, пять аббатов, 20 крупных светских вассалов (из которых двое были англосаксами!) и восемь танов;
в) подробное описание земель королевского домена в этой шайре, например: «В Брэмптоне король Эдуард имел 15 податных участков земли, достаточной для вспахивания пятнадцатью плугами. Сейчас три плуга в резерве. 38 свободных держателей имеют 14 плугов. Имеются церковь и священник, 100 акров лугов и лес, пригодный для выпаса скота, половину лье в длину и около четверти лье в ширину; две мельницы дают доход в 100 шиллингов. Во времена короля Эдуарда этот манор стоил двадцать ливров, сегодня — столько же»;
г) аналогичная опись маноров королевских вассалов, список которых приводился;
д) список спорных случаев, в отношении которых требовались свидетельские показания присяжных, например: «Присяжные Хантингдона свидетельствуют, что церковь Святой Марии, расположенная в городе, и земля при ней принадлежат аббатству Торни, однако аббатство передало ее в залог горожанам. Король Эдуард пожаловал имущество Виталию и Бернарду, своим проповедникам, которые продали его Гуго, камергеру вышеупомянутого короля. Гуго перепродал его двум проповедникам в Хантингдоне по договору, скрепленному королевской печатью. Сейчас им владеет Эсташ, без пожалования. Упомянутый Эсташ мошенническим образом завладел домом Левье и подарил его Ожье из Лондона».
Понятно, что интерпретация подобного рода документов, в коих упоминаются сотни маноров и тысячи лиц, сопряжена с огромными трудностями. И тем не менее «Книга Страшного суда» является нашим главным источником сведений для изучения истории Англии XI века, и никакая другая страна Западной Европы не имеет чего-либо подобного. Этот документ, помимо содержащихся в нем конкретных фактических данных, проливает пусть и слабый, но тем не менее драгоценный свет на состояние английского общества спустя двадцать лет после нормандского завоевания. В известной мере он позволяет судить о переменах в сельскохозяйственном производстве, учитывая войны и опустошения: переписчики должны были указывать размер фискальных доходов во времена короля Эдуарда и, в случае необходимости, в момент перемены владельца, а также в 1086 году. К сожалению, все эти данные лишь косвенным образом свидетельствуют об экономической ситуации.
Навстречу новому мируЗима подходила к концу. С наступлением весны, вопреки ожиданиям, не было ни малейших признаков приближения датского флота. На Пасху король собрал своих вассалов в Винчестере, а на Троицу, 25 мая 1086 года, вновь созвал ассамблею, на сей раз в Вестминстере. Именно тогда, рассказывает хронист Ордерик Виталий, архиепископ Ланфранк привел младшего сына короля Генриха и «облачил его в кольчугу, надел на голову ему шлем и, во имя Спасителя нашего, перепоясал его рыцарской перевязью, как подобает сыну короля».
Речь здесь идет о посвящении в рыцари, изначально исключительно светской церемонии. Вышеописанный эпизод зафиксировал финальную стадию эволюции этого обряда. Церковь уже давно совершала обряд благословения меча, мало чем отличавшийся от благословения орудий труда, урожая, брачного ложа и всего, что человек той эпохи стремился защитить от дурного влияния. Мало-помалу обряд посвящения в рыцари как таковой стал считаться делом церкви, и вышеприведенный пример служит доказательством тому. Вероятно, сам Вильгельм просил об этом Ланфранка. Тем самым он, преследуя политические интересы, уступил естественной тенденции своего века. Религиозное освящение оружия и придававшееся этому моральное значение выходили на первый план, затушевывая первоначальный характер чисто военной инициации. В обществе, в котором все больше и больше любое изменение правового состояния приобретало ритуальный аспект, посвящение в рыцари также становилось ритуалом. Возникало ощущение, что посвящение в рыцари не являлось простым этапом в личной жизни воина, это было вступление в «орден», в замкнутую группу с особой коллективной моралью. Однако эту группу составляли держатели фьефов, так что отныне традиционные узы верности, привязывавшие воинов к своему предводителю, сливались с материальными, поземельными связями. Это изменение структур требовало власти, достаточно сильной, чтобы обеспечить стабильность фьефов и регулярного поступления доходов от них. Именно по этой причине к 1085 году их изменение в Нормандии, Мэне и Англии зашло дальше, чем в других регионах Европы. Однако рано или поздно эта эволюция свершилась повсюду, отсюда и принимаемое многими историками различение «ранней» и «поздней» феодальных эпох. Для второй характерно формирование класса знати в современном смысле этого слова: класса сеньоров-рыцарей.
Развитие техники конного боя способствовало этой эволюции. Седельное копье, оружие, более приспособленное к конной атаке, постепенно вытеснило меч как главное оружие. Однако оно, будучи менее смертоносным, вместе с тем являлось и значительно менее удобным в обращении. Появление кольчуги изменило способ атаки, сделав практически бесполезными прежде применявшиеся метательные снаряды (камни, стрелы). Сражение стало сводиться к столкновению лицом к лицу, что требовало согласованного выбора территории и хотя бы минимальной предварительной договоренности между противниками. Элемент состязательности в искусстве ведения боя, и прежде присущий войнам того времени, существенно усилился. Отсюда проистекало осознание равными (то есть рыцарями) того, что подобает вести честную игру, что любая хитрость несовместима с рыцарским достоинством. Хотя время от времени первобытная дикость и овладевала этими людьми, уже вырабатывалась рыцарская этика. Не было такого малозначительного сеньориального клана, господствовавшего над несколькими крестьянскими семействами, в котором не мечтали бы стать вассалами какого-нибудь правителя, ко двору которого можно было бы послать молодых людей для подготовки (не только военной, но и ментальной) к обряду посвящения в рыцари. Новая рыцарская этика шла рука об руку с новыми эстетическими веяниями. Ордерик Виталий отмечал, что во времена, последовавшие за смертью папы Григория VII и Вильгельма Завоевателя, среди молодых отпрысков знатных родов начали быстро распространяться моды на одежду и новые нравы, которых он как клирик не мог одобрить, считая их более уместными для девиц, нежели юношей. Хронист в свои преклонные лета сетовал, что эти молодые люди, не довольствуясь подражанием слабому полу длиной своих волос и одеянием, норовят понравиться женщинам своими манерами и тембром голоса. Что же до молодых женщин, то они потеряли всякий стыд, их, хохочущих и болтающих, можно видеть в компании мужчин. Они добиваются любви! Куда катится мир?
