Я не рассказываю о его юности, поскольку меня тогда не было при нем. Но в возрасте 11 лет [411] он был втянут некоторыми сеньорами королевства в войну против короля Карла VII, своего отца, которая длилась недолго и называлась Прагерией. Он женился на дочери Шотландии против своей воли и при ее жизни постоянно сожалел об этом[412]. Позднее из-за раздоров и борьбы группировок в доме короля, его отца, он удалился в принадлежавшее ему Дофине, и за ним последовало много знатных людей, даже больше, чем он мог содержать. Там он женился на дочери герцога Савойского[413]. А вскоре после свадьбы у него произошла ссора с тестем, вылившаяся в ожесточенную войну [414].
Король Карл, видя, что к сыну примкнуло слишком много знатных людей и военных, решил выступить против него собственной персоной во главе большого войска и изгнать его вон; он тронулся в путь и постарался привлечь на свою сторону многих людей сына, приказав им, как своим подданным, под страхом обычных наказаний вернуться к нему. И многие повиновались, к великому неудовольствию нашего короля, который, видя гнев отца, решил, хотя и был силен, покинуть свою область и оставить ее отцу[415]. С немногими людьми он отправился в Бургундию к герцогу Филиппу Бургундскому, который его с большим почетом принял и выделил ему и его главным приближенным – графу де Комменжу, сеньору де Монто-бану и другим – часть своего состояния в виде ежегодных пенсий. И пока он там находился, герцог все время делал подарки его приближенным. Однако ввиду больших расходов и множества людей, что он содержал, ему часто не хватало денег, что весьма удручало и заботило его; и он вынужден был их искать и занимать, ибо иначе его люди покинули бы его, а это большая мука для государя, не привыкшего к такому. Трудно ему было в Бургундском доме еще и потому, что приходилось угождать герцогу и его главным управителям из страха, что может им надоесть за столь долгий срок, ибо он пробыл там шесть лет [416]; и все это время король, его отец, засылал послов, чтобы его либо выдворили вон, либо отправили к нему. Из всего этого Вы можете понять, что он вел отнюдь не праздную, бездумную и беззаботную жизнь.. Можно ли назвать такую пору, когда он жил в радостях и удовольствиях? Я уверен в том, что с детства и вплоть до самой смерти он знал одни лишь труды и заботы, как уверен и в том, что если пересчитать все счастливые дни его жизни, когда он получал больше радостей и удовольствий, нежели забот и трудов, то их окажется очень мало, думаю, что на 20 дней, полных забот и трудов, придется только один день спокойный и счастливый. А прожил он около 61 года, хотя всегда считал, что не проживет более 60 лет, говоря, что с давних пор – некоторые уточняют, что со времен Карла Великого, – короли Франции не жили дольше. Но король, наш господин, прожил значительную часть своего 61-го года [417].
А можно ли сказать, что герцог Карл Бургундский имел больше радостей и развлечений, чем наш король, о котором я вел речь? Правда, в юности у него их было немало. Он ведь ничем не занимался примерно до 32 лет и был до этого возраста здоровым и безмятежным. А затем начал ссориться с управителями своего отца, которых тот поддерживал [418]. По этой причине он удалился от него и уехал в Голландию, где был хорошо принят, и вошел также в сношения с горожанами Гента, которых навещал иногда. Он ничего не получал от отца, но Голландия была очень богатой областью и делала ему щедрые дары, как и многие крупные города других областей, в надежде обеспечить себе в будущем его благоволение; и это всеобщий обычай – стремиться угодить больше тем людям, которые надеются на усиление в будущем своей власти и могущества, чем тем, кто достиг уже предела и не может подняться выше; первым выражают больше любви, особенно в народе. Вот почему герцог Филипп, когда ему сказали, сколь сильно гентцы любят его сына и как тот умеет управляться с ними, ответил, что они всегда очень любили своих будущих сеньоров, но едва те становились действительными сеньорами, они их начинали ненавидеть. Эта пословица была верной, ибо никогда, после того как герцог Карл стал сеньором, они не проявляли любви к нему, что они и доказали, как я говорил в другом месте. Со своей стороны и он перестал их любить. А его наследникам они причинили даже больше вреда, чем ему самому.
Продолжая свой рассказ, хочу спросить: какие удовольствия знал герцог Карл с тех пор, как начал войну за земли Пикардии, выкупленные нашим королем у его отца, герцога Филиппа, и вступил с другими сеньорами королевства в лигу Общественного блага? – Одни труды, и физические и умственные, без всяких радостей, ибо вскружила ему голову слава и толкнула его на завоевание всего, что казалось ему подходящим. Каждое лето он отправлялся в поход и с большой опасностью для собственной персоны брал на себя всю заботу и попечение о войске и даже оставался недоволен собой, хотя вставал первым, а ложился последним, совершенно уставшим, как самый жалкий человек из его войска.
И если он некоторые зимы отдыхал, то в это время озабочен был тем, чтобы найти деньги. Так что он каждый день трудился с шести утра, не зная никаких удовольствий, кроме славы, которую он вкушал от этих трудов и от приема многочисленных посольств. В этих заботах и бесславии он и кончил свои дни, убитый швейцарцами под Нанси, как Вы уже слышали. Что приобрел он этими трудами и что за нужда ему была в них, если он был столь богатым сеньором и владел столькими прекрасными городами и сеньориями, где мог бы, если б захотел, жить в свое удовольствие?
Затем следует сказать о великом и могущественном короле Англии Эдуарде. В ранней юности он был свидетелем того, как был разбит и погиб в сражении его отец, герцог Йоркский, вместе с отцом графа Варвика. Граф Варвик опекал короля Эдуарда и вел его дела, пока тот был молод. По правде говоря, он и сделал его королем, ради чего свергнул короля Генриха, который многие годы царствовал в Англии и был, по моему и всеобщему суждению, настоящим королем; однако такие вещи, как королевства и большие сеньории, господь бог держит в своих руках и распоряжается ими по своей воле, ибо он – начало всего.
Причина, по которой граф Варвик служил дому Йорков против короля Генриха Ланкастерского, кроется в розни и вражде, которые раздирали дом безумного короля Генриха; и королева, его жена, которая происходила из Анжуйского дома и была дочерью короля Рене Сицилийского [419], взяла сторону герцога Сомерсета против графа Варвика; но все считали короля Генриха, так же как его отца и деда, законными королями. Как кажется, этой даме лучше было бы взять на себя роль судьи или посредника между партиями, чем говорить: «Я поддержу эту сторону», – ибо из-за этого произошло много битв и в конечном счете почти все как с одной, так и с другой стороны погибли. Но ведь государям внушают, что, вмешавшись в такие распри и споры, они смогут быть в курсе событий и держать обе партии в страхе. Я готов согласиться, что юному королю стоит поступить таким образом в случае спора между дамами, ибо это обеспечит ему приятное времяпрепровождение и он будет знать все их новости; но нет ничего страшнее участия в распрях между мужчинами – принцами и доблестными, храбрыми мужами. Это значит разжечь огонь в своем доме, ибо очень скоро кто-либо из них скажет: «Король против нас» – и станет искать сторонников, войдет в соглашение с врагами короля. Одни объединения орлеанцев и бургундцев должны бы на сей счет умудрить королей, ибо война между ними тянулась 62 года и в нее вмешались англичане, намеревавшиеся воспользоваться ею, чтобы овладеть всем нашим королевством.[420]
