У нее, на Рыночной улице, и поселился Петр Алексеевич. Сразу же его начали осаждать репортеры. Одному из них он сказал: «Я всецело в распоряжении родины. Я стар, но работать хочу и по мере моих сил работать буду…»
В газетах называли Кропоткин то «серебряным князем», то «дедушкой» русской революции. Екатерина Брешко-Брешковская, соответственно, была «бабушкой». Популярный журнал «Нива» поместил ее портрет на обложке с такой подписью: «Старейший из мучеников русской революции. Более половины жизни истинный борец за свободу провел в изгнании. Теперь, спустя сорок лет после своего бегства из заключения, П. А. Кропоткин вернулся на родину, чтобы стать в ряды созидателей новой жизни России».
Действительно, готов стать в ряды… Как? Да так же, как всегда - как в Швейцарии, во Франции, в Англии. По мере сил он участвует в митингах рабочих, матросов, офицеров. Первое выступление - перед уходящими на фронт выпускниками Академии Генерального штаба. Оно посвящено необходимости ведения войны до победного конца. Кропоткину казалось чрезвычайно важным не допустить распространения в народе очень опасной «психологии побежденной страны».
Он предупреждал об этой опасности еще в своих «письмах о текущих событиях». Свершившаяся революция обострила положение. Ведь так же было и во время Великой революции во Франции: страна терпела поражение все от той же Германии, и на гребне революции к власти пришел незаметный поначалу корсиканец Наполеон Бонапарт, сделавшийся «императором французов» и завоевателем мира. Предотвратить назревавшую в России гражданскую войну, можно было, по мнению Кропоткина, объединившись в борьбе с внешним врагом, оккупировавшим часть территории страны. Путь к освобождению не может быть проложен через болото национального унижения, вызванного подчинением военной силе. Интуитивно он чувствовал, что ослабление отпора внешнему насилию компенсируется усилием его внутри страны.
Спасаясь от репортеров, Кропоткин с женой и дочерью переехал в особняк на Каменном острове, предоставленный в его распоряжение голландским послом. В этот дом пришло однажды письмо от Керенского: перед отъездом на фронт ему хотелось бы встретиться с Петром Алексеевичем. Сохранился ответ на письмо, написанный на обороте визитной карточки министра-председателя: «Глубоко сожалею, многоуважаемый Александр Федорович, что не могу приехать пожать Вам руку. Когда Вы вернетесь, непременно приду к вам».
По возвращении Керенский сам заехал к Кропоткину и предложил ему войти в правительство, вплоть до того, чтобы занять пост его председателя.
Кропоткин решительно отказывается: анархист не может входить в правительство. Тогда лидер демократической России предложил ему поехать послом в Англию, так хорошо ему знакомую. Но и от этого предложения Кропоткин отказался. Как и от предоставленного в его распоряжение для поездок на митинги личного автомобиля Керенского. При этом он сказал, обращаясь к дочери: «Нет, уже мы лучше на извозчике…»
Невольно приходит аналогия со знаменитым норвежцем Фритьофом Нансеном, сыгравшем большую роль в своеобразной норвежской революции, в результате которой страна разорвала унию со Швецией и стал независимой. Ему предложили стать королем Норвегии, но он отказался, сказав: «власть - не мое дело». Но, в отличие от Кропоткина, в Англию послом поехал - для молодого государства очень важно было наладить контакты со странами Запада. В России, конечно, ситуация была иной. Да и каждый из них был совершенно неповторимой, уникальной личностью. И все же их объединяло то, что оба они были великими гуманистами. Нансен, будучи прославленным ученым-путешественником, на время составил науку, почувствовав необходимость отдать все силы служению обществу, решению его проблем. После Второй мировой войны он стал известен миру не только своими героическими полярными походами и научными трудами, но и «нансеновскими паспортами» для военнопленных и беженцев, а также борьбой за оказание помощи голодающим в Советской Росси, куда он, лауреат Нобелевской премии мира, неоднократно приезжал.
В России после Февральской революции П. А. Кропоткин, считавшийся (и не без оснований) крайне левым, не примыкал теперь ни к одной из политических партий, хотя его пытались к себе привлечь и правые, не забывшие, что он по происхождению аристократ, и левые, видевшие в нем старейшего революционера. И даже приверженцы его идей - анархисты - не могли понять позиции своего идейного лидера; некоторые из них называли его отступником и даже предателем «идеи анархии».
Между тем, революция развивалась «сверху» и «снизу», в стране сложилось двоевластие. С одной стороны - коалиционное Временное правительство, считавшее своей задачей созыв Учредительного собрания, с другой - Советы, руководимые эсерами эсдеками (меньшевиками); быстро нарастала в обществе и третья сила - большевистская часть социал-демократической рабочей партии во главе с Лениным. От них-то и исходила угроза гражданской войны. Еще в апреле началось формирование вооруженных отрядов Красной гвардии, к июню 1917 года объединивших более десяти тысяч человек. Готовился насильственный захват власти.
Советы призвали к разоружению этих отрядов, но большевики не подчинились и 3(16) июля организовали в Петрограде и некоторых других городах вооруженные демонстрации под лозунгами «Долой министров-капиталистов!» и «Вся власть Советам!» Произошли столкновения с правительственными войсками, в результате которых было убито более пятидесяти человек. Последовал очередной кризис в правительстве: из него ушли правые - конституционные демократы (кадеты). Временное правительство, которое возглавил А. Ф. Керенский, приняло на себя чрезвычайные полномочия, став единственным правителем страны. Двоевластие было устранено. Приняты и другие мены: запрещена Красная гвардия, арестованы некоторые большевики, Ленин привлечен к суду как немецкий шпион, укреплена дисциплина в армии, для заготовок хлеба отправлены комиссары в деревню… Но, несмотря на все это, дела шли все хуже. Социальные преобразования (даже обещанная эсерами крестьянская реформа) откладывалась на неопределенное время. Страна продолжала катиться к гражданской войне, к экономическому и политическому краху.
В этих условиях решено было созвать Всероссийское демократическое совещание представителей всех государственных и общественных организаций.
«Обращаюсь и к правым, и к левым…
Это была попытка собрать все силы общества и объединить их вокруг правительства Керенского. Совещание назначено на 14 августа в Москве, где для него предоставляется Большой театр.
