Самборский являлся духовником Александра I с 1785 г. по 3 апреля 1808 г., то есть в течение 23 лет. После ухода с должности одряхлевшего Самборского его место при Александре I занял Павел Васильевич Криницкий (1752–1835). Он происходил из дворян Черниговской губернии, образование получил в Черниговской гимназии и Киевской духовной академии. По окончании курса он некоторое время преподавал поэзию и греческий язык в Черниговской гимназии. Однако в 1783 г. его жизнь резко изменилась, поскольку его отправили священником в Париж, где он стал свидетелем начала Великой французской революции. Во Франции Криницкий пробыл до 1791 г. По возвращении в Россию он с 1793 по 1795 г. состоял законоучителем в Академии художеств.
В 1799 г. началась придворная карьера П. В. Криницкого. Он был определен законоучителем младших детей императора Павла Петровича и протоиереем Софийского собора. В расходных документах великого князя Николая Павловича впервые имя Криницкого упоминается в 1801 г., когда повелением императрицы Марии Федоровны «находящемуся при их императорских высочествах великих князьях духовником и законоучителем протоирею Павлу Криницкому» было выдано «в пожалование 100 рублей»726.
Именно Криницкий стал первым законоучителем будущего императора Николая I. Любопытно, что таинство исповеди при императорском дворе было «платной услугой». По крайней мере, в финансовых документах прямо фиксируется, что помимо жалования в марте 1810 г. «духовнику протоирею Павлу Криницкому» было выдано «за исповедь 200 рублей»727. Систематические занятия Законом Божиим начались у великого князя Николая Павловича с осени 1802 г.
Постепенно Криницкий занял все должности дряхлевшего Самборского. В декабре 1803 г. он был причислен к придворной церкви, 27 января 1806 г. назначен старшим над придворным духовенством. И, наконец, 3 апреля 1808 г. назначен духовником царским и членом Святейшего Синода. Таким образом, в 1808 г. у Александра I появился второй духовник.
После 1815 г. близ царской семьи появилось новое духовное лицо. Это был Николай Васильевич Музовский, который стал духовником Николая и Михаила Павловичей. Вплоть до 1825 г. Криницкий оставался духовником Александра I, императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны, а Музовский был духовником младших великих князей – Николая и Михаила.
При этом окончательное слово при решении «кадровых вопросов» в отношении придворного духовенства оставалось за Александром I и вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Интересно, что Криницкий оставался духовником вдовствующей императрицы вплоть до ее смерти в 1828 г., а после этого его продолжали официально именовать «бывшим духовником покойной государыни императрицы»728.
На момент коронации Николая I в августе 1826 г. «Камер-фурьерский журнал Высочайшего двора обеих половин» зафиксировал разделение полномочий между священниками следующим образом: среди духовенства, присутствовавшего на коронации, были упомянуты «их императорских величеств протопресвитер Криницкий» и «его императорского величества духовник протоирей Музовский»729.
Формальная религиозность высочайшего двора проявлялась и во внешнем облике духовника Николая Павловича – Николая Васильевича Музовского. Своим видом он мало напоминал православного священника. В 1817 г. он ходил «в черной одежде, в белом галстуке и без бороды», и, по мнению современников, в нем «трудно было признать… нашего православного священника»730.
Наряду с церковными службами, крещениями, венчаниями и прочим одной из его обязанностей было обращение в православие немецких принцесс, выходивших замуж за великих князей дома Романовых. Когда в 1817 г. в Россию приехала будущая жена Николая I, духовник «постоянно должен был находиться в приемной принцессы, чтобы, пользуясь каждым свободным часом, помогать ей выучить наизусть символ веры»731.
Надо признать, что формальный подход Музовского к вопросам веры сделал переход из протестантизма в православие для прусской принцессы Шарлотты тяжелым испытанием. Спустя много лет императрица Александра Федоровна вспоминала: «Священник Муссовский, знакомивший меня с догмами греческой церкви, должен был подготовить меня к принятию святых тайн; он был прекрасный человек, но далеко не красноречив на немецком языке. Не такой человек был нужен, чтобы пролить мир в мою душу и успокоить ее в смятении в подобную минуту»732. Сама процедура приобщения к православию произвела тяжелое впечатление как на прусскую принцессу, так и на ее свиту: «С грехом пополам прочла я символ веры по-русски; рядом со мной стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее; я имела вид жертвы; такое впечатление произвела я на всю нашу прусскую свиту, которая с состраданием и со слезами на глазах взирала на участие бедной принцессы Шарлотты в церковном обряде, естественно, странном в глазах протестантов»733.
Для протестантки адаптация к новой религии оказалась тяжела не только из-за неизбежного духовного перелома, но и из-за особенностей повседневной обрядности. Православной великой княгине Александре Федоровне, в прошлом прусской принцессе Шарлотте, необходимость выстаивать на ногах продолжительные службы казалась крайне тяжелой. Александра Федоровна вспоминала о своем первом посещении древней столицы России – Москвы: «Мне пришлось пролежать в постели, а затем на кушетке в течение нескольких дней, настолько утомили коленопреклонения мои ноги, я даже с трудом могла двигать ими»734.
Таким образом, мы можем констатировать, что, во-первых, в период правления «западника» Александра I религиозная жизнь российского императорского двора в полной мере воспроизводила традиции формальной религиозности, сложившейся в XVIII в. Во-вторых, император Александр I после 1815 г. во многом находился во власти идей, связанных со стремлением к слиянию католической и православных церквей. В-третьих, оба духовника императора Александра I являлись широкообразованными людьми, подолгу служившими при православных храмах в Европе. Немаловажно и то, что внешний облик царских духовников был далек от канонического образа русского православного священника.
Николай I, став императором в декабре 1825 г., будучи православным по рождению и воспитанию, за тридцать лет правления прошел через серьезную духовную эволюцию, связанную с постепенным отказом от многих элементов формальной религиозности.
Будущего императора начали учить молитвам в феврале 1803 г., когда ему шел восьмой год735. Главными учителями, закладывавшими религиозность в детскую душу, стали воспитательницы, как это ни странно, исповедовавшие протестантизм и лютеранство. И это, безусловно, накладывало свой отпечаток на личную религиозность детей.
