Сидим однажды на приморском бакинском бульваре всей съёмочной группой — Илья, оператор Серёжа Вальцов, звукооператор Серёжа Самонов и я — уплетаем шашлык из осетрины по цене Биг Мака в московском «Макдональдсе».
— Чиновники мне ваши здесь не понравились, — выразил своё недовольство Илья. — На камеру руководство страны хвалят, а в приватных разговорах ругают своё начальство.
— Ты скажи спасибо, что без камеры они с тобой откровенны. В первый раз тебя видят.
— Не знаю. Это какое-то двуличие.
У меня аппетит испортился. Ну, правильно — человек приехал из самой демократической страны в мире.
— Чувствуется, что здесь нет свободы слова, — убил он меня.
Мне стало дурно. Претенциозность и высокомерие в его голосе не понравились.
— Что-то ты Илья вчера во время интервью с Алиевым был как колобок — круглый, скользкий, мягкий и рыхлый. Кокетничал, похахатывал не к месту. Я предлагал задать вопросы про политику, про политическую и экономическую эмиграцию людей из страны — в основном в Россию. Как раз — по теме фильма… Ты забыл, как отбивался, диссидент, а?!
— Это же меня не касается. Меня интересует то, что в России происходит.
— За Россию душа болит, так?
— Ну, да, — засмеялся коллега, продолжая увлечённо насиловать рыбу.
— Окей, Илья. Я здесь с ребятами, здешними коллегами, договорюсь. Позовут тебя на одно из местных ток-шоу. Тема, например, такая будет — ситуация на российском телевидении: про старое НТВ, про цензуру, про новый тренд в журналистике — инфотеймент, стёб и несерьёзность, про инструкции из Кремля, про чёрные списки. Ты согласен? Свободе слова туземцев научишь…
Зимин загрустил. Тоже оставил осетрину в покое.
— Мы вообще-то не за этим сюда приехали, Эльхан.
Вечером звонит на мобильный.
— Ты не обижайся. Я, наверное, был неправ. Пошли в какой-нибудь клуб. Мне здесь в гостинице скучно.
Я стал отказываться, и тут он меня в лоб спрашивает.
— Ладно, а где здесь мальчиков можно найти?
— Что?
— Ну, парней активных, понимаешь?
— Илья, это тебе кто сказал?
— Это мне В. сказал. Приезжал сюда, говорит, хорошие парни здесь есть.
— Ну, тогда звони В. и проси у него контакты. Это не ко мне.
— Ну, помоги. Ты же продюсер, — услышал я смех Зимина.
— Я тебе что — сутенёр? Я вообще-то не за этим сюда приехал, — вспомнил я.
Перед отъездом в Москву Зимин меня проинформировал:
— А мне не понравилось. Да, люди тут больше улыбаются, чем в Москве. Но вот не хватало здесь того кавказского праздника. Радушия, песен, чтобы расстилаться (!) перед такими (!!) гостями из России (!!!).
— Илья, это не сюда — это в соседнюю страну, — неполиткорректно ответил я и поймал себя на мысли, что становлюсь мизантропом.
Вообще, распространенное явление — многие новые отечественные «белые воротнички», только заимев пару тысяч долларов на «кредитке», подхватили «заразу неоколониста». Как многие иностранцы в начале 90-х, приезжая в Россию, ожидали увидеть — и требовали — «от этих отсталых советских медведей» шумный туземный рай с бочками чёрной икры, потешных скоморохов на улицах и в правительственных кабинетах, да и вообще — дешёвый сексуальный праздник, а ещё удивлялись, что аборигены обучены грамоте. Такой комплекс представителя страны — по мнению самого представителя — «золотого миллиарда». Он, видите ли, соблаговолил прийти посмотреть — словно, обыватель в зоопарке или масквич в глубинке — на другую культуру, другой мир, часто красочный, интересный, забавный, но, при этом, первобытный — ну, не совсем полноценный, «недотягивающий» что ли. «А ну — подавай шабаш за мою мятую потную стодолларовую купюру!» Такое отношение утончённого европейца-колонизатора, возможно, любознательного, уже якобы не злого, уже не кровожадного и — премного благодарны! — без охотничьей винтовки, шорт и пробкового шлема, но никак не человека, мыслящего критически. Более того, в глубине души продолжающего оставаться снобистским европоцентристом. Такие люди и такое отношение провоцируют в сверхвпечатлительных обществах появление новых гитлеров и путиных, а также своих больных «заразой неоколониста», а в адекватных обществах — усмешку и сочувствие. По-моему, внутренний мир бушмена из джунглей, туарега из Сахары, алтайского сельчанина или ковбоя из американских прерий более многогранен, более естественен, и, потому, всегда более интересен, чем внутренняя философия сытого и прыщавого «белого воротничка» из Лондона, Москвы, Берлина или Буэнос-Айреса. Да хоть из Баку.
Ещё одна история, которую мы хотели отснять для фильма — про похищение невест. Это старый кавказский обычай, ещё из домусульманской традиции, с которым не смогли справиться ни Ислам, ни Советская власть. Это не романтические небылицы, а современное явление.
Девушку могут похитить просто на улице, могут — ночью из отчего дома, верхом на лошадях или на старой «копейке», а могут своровать непосредственно перед женитьбой на нелюбимом человеке прямо в свадебном платье. Иногда бывают и курьёзные случаи — когда я подростком жил в Баку, парень-сосед с третьего этажа нашего подъезда «похитил» дочку других соседей с первого этажа — та зашла поболтать с его сестрой, своей подружкой, а обратно её не выпустили. Было, что одну и ту же девушку дважды крал один и тот же парень, но это редкостный форс-мажор.
Главное — доставить невесту до дома жениха. Так как после этого просто вернуться в родительский дом — без негативных последствий для своей репутации — девушка не может. Вот если её отобьют во время кражи, или до того, как она попадёт в дом молодого человека — здесь претензий к ней общественное мнение не имеет.
Чаще всего такое «похищение» происходит по обоюдному согласию молодых, когда родители — обычно родители девушки — не согласны на их брак. Спустя несколько дней молодые идут к ним за родительским благословением, которое предки вынуждены дать. Бывает, что это заранее обговоренная между родителями невесты и жениха акция. Дело в том, что после похищения и последующего примирения пышные свадьбы не проводят. А раньше люди жили очень бедно, даже мясо ели редко. В горах жизнь, вообще, суровая, да и сейчас не все на Рублевке живут. Так вот, чтобы не тратить колоссальные деньги на свадебную церемонию, оба дома договариваются об инсценировке. Ещё бывает, что кража невесты — просто исполнение красивого обряда. Ну, так принято. Особенно, у наших грузинских азербайджанцев.
Но вот реальное похищение невесты на Кавказе всегда порицалось. Это когда парень с дружками может запихать в машину — и тем самым сломать ей жизнь — приглянувшуюся ему девушку, а она даже никогда не подозревала о чувствах, а, может, даже о существовании пылкого Ромео. С девушкой поступают как с вещью, отказывая ей в собственном выборе и воле. Может, она и не против, чтобы её похитили, но чтобы это сделал всё-таки её избранник. Я сам участвовал в этом обряде два раза. В одном из них мы выкрали девушку прямо из отчего дома — получилась такая молниеносная спецоперация со стрельбой в воздух. Но в обоих случаях — по обоюдному согласию молодых. А вот мои двоюродные племянники за похищение невесты, которая не собиралась таковой стать, получили реальные сроки. Есть похищения невесты, а есть похищение человека — преступление. И громкими становятся именно такие кражи невест. В последнее время в северокавказском регионе России это стало социальным бедствием. Родители боятся отпускать дочерей из дому без охраны. Девушки уже с 16-ти лет не могут спокойно куда-то пойти. Местные власти пытаются как-то законодательно бороться, но пока даже вмешательство старейшин не всегда помогает. Когда происходит ломка или даже кризис традиционной системы, в первую очередь девальвируются положительные правила и обычаи.
