– Раз Михаил Александрович Шолохов, наш знаменитый земляк, посвятил рассказ большевику с 1903 года Евгении Григорьевне Левицкой, мы должны знать, что это за человек. Обязан ты все узнать. Повидать ее и поклониться ей от нас всех должен.
И вот в дни заседаний XXI съезда партии я случайно узнал, что Левицкая живет в Москве. На мою просьбу, переданную ей, Евгения Григорьевна ответила согласием, разрешила приехать к ней.
В светлой прихожей нас встретила невысокая женщина с седыми волосами, сказала тепло и просто, чуть приглушенным голосом:
– Проходите, пожалуйста.
Мы здороваемся. Протягивая руку, она говорит:
– Ну, хорошо, что вы пришли. Я всегда рада людям.
И сразу мы чувствуем себя по-домашнему.
Мы прошли в небольшую комнату. По стенам книжные шкафы, на окне и на столе множество цветов. Евгений Григорьевна приглашает нас сесть и сама усаживается в кресло:
– Видно, годы берут свое. Вот вчера пошел восьмидесятый год. Смотрите, сколько цветов принесли мне. Только я их совсем плохо вижу. Я и вас почти не вижу. – Евгения Григорьевна грустно улыбается. – Ну, как там у вас, в Жигулях?
Я стараюсь коротко рассказать о самом главном.
Евгений Григорьевна расспрашивает о съезде. Она взволнована огромным размахом семилетки.
– Слушала я материалы съезда и думала: «Недаром, значит, прожита жизнь! Хорошие наследники выросли». Это очень радует. Знаю, все задуманное будет выполнено.
На одной из книжных полок – они идут по всем стенам комнаты снизу доверху – я замечаю книжки Михаила Шолохова и прошу разрешения посмотреть их. Первые издания – «Тихий Дон», «Поднятая целина». Многие из них – подарки писателя Евгении Григорьевне.
– Евгения Григорьевна, а Шолохова вы давно знаете?
– Давно. – Евгения Григорьевна говорит медленно, тихо. – Шолохов принес в издательство первую часть «Тихого Дона». Я работала тогда в издательстве «Московский рабочий», заведовала книжной консультацией. – Она замолкает. Потом говорит: – Не кривя душой, скажу: не с большой охотой взялась я читать. Рукопись пухлая, большая. Как раз перед этим я прочла десятки таких рукописей, и все не были пригодны к печати: одна другой хуже. Положила в портфель. Пришла домой. «Ах, – думаю, – еще эта рукопись!..» Поздновато я освободилась в тот вечер от домашних дел, чувствовала себя усталой, но привычке не изменила. Открыла. Рукопись напечатана на машинке. Кое-что выправлено и вписано рукой автора.
Начала я читать. Прочла несколько страниц и остановилась. Что за чудо! Может, первое впечатление обманчиво? Перечитала начало. Впечатление еще большее.
Читала я, читала… Сына позвала. Он стал читать за мной следом.
Нет, сын мой не писатель, – улыбается Левицкая, – инженер. Да, так мы в ту ночь спать и не легли. До утра читали…
Наутро заведующая сектором художественной литературы спрашивает: «Ну как?» – «Замечательно», – говорю. «Вот как! – смеется она. – А всегда говорите, что неинтересное даем вам».
Хотелось мне быстрее повидать автора. Прошло немного времени, и я встретила Михаила Александровича Шолохова в издательстве. Молодой он был совсем. Паренек такой невысокий, тонкий, в кожаной куртке и кубанке. Очень молодой, немного старше моего сына. Поразило это меня, сказала ему об этом. Книгу я рекомендовала к изданию. С тех пор мы с ним и подружились. Он так у нас, в «Московском рабочем», и печатал все.
– Вы откуда родом, Евгения Григорьевна? Не с Дону? – спрашиваю я. – Земляки мои интересуются.
– Нет, я черниговская…
О себе Евгения Григорьевна рассказывает неохотно.
– Работала я библиотеках, через книги держали мы связь с рабочими.
Слушаем мы, и за скупыми словами встает светлая и мужественная жизнь, вся с юных лет отданная народу. Петербург… Первые кружки… Одесское подполье… Ссылка с детьми в гиблые места… Слушаем мы и понимаем: нет, не только первым рецензентом была Левицкая для Михаила Шолохова. Недаром дружба целой жизни связывает старую большевичку и великого писателя.
– К сожалению, природа ко мне оказалась жестокой. Я очень плохо вижу, – говорит Евгения Григорьевна. – Книги вот на полках. Подойду к ним. А читать не могу. Сиротами без меня стоят…
Евгения Григорьевна протягивает руку к столу, находит небольшую фотографию в старой рамке.
На нас смотрит милая, юная девушка-толстушка, почти девочка.
– Вот такая была, когда начала прятать литературу. Я тут, – она показывает нам другую фотографию, – когда уже я была настоящим членом партии.
Молодое прекрасное лицо смотрит на нас.
Евгения Григорьевна вдруг светло и ясно улыбается:
– Молодежь теперь как дети. Все спрашивают: «Какие были билеты у членов партии?» Я говорю: «Вовсе не было». – «Как так?» – говорят. Не понимают. Или еще спросят: «Сколько подпольных собраний вы посетили?» Ну как им скажешь? Все они были тогда подпольные. Говорю им, как мы занимались. «Что делать?» Ленина был у нас один экземпляр. Зачитали его до дыр. Буквально. Каждый человек знал: за эту книгу тюрьма, ссылка. А читали…
Пора уходить: мы утомили гостеприимную нашу хозяйку.
Я говорю Евгении Григорьевне, как благодарны мы ей. Говорю, что велели кланяться ей и строители, и земляки мои. Говорю, что смогу теперь сказать товарищам, кто же это Левицкая, дорогой народу человек, которому Шолохов посвятил свой рассказ.
– И вы поклонитесь от меня товарищам, – говорит Евгения Григорьевна. – А обо мне что рассказывать… Спасибо, что зашли.
Петр Маяцкий
Рядом с Шолоховым
Я не писатель, не литературовед. Но мне посчастливилось работать бок о бок с Михаилом Александровичем Шолоховым без малого тридцать лет. И хочется мне написать о нем, добром наставнике сельских партийных работников, которых он называл районщиками. Кому-кому, а нам на всю жизнь запомнились проникновенные слова, сказанные Михаилом Александровичем Шолоховым на своем 70-летии:
– Мне приятно и радостно видеть всех собравшихся здесь. Приятно и то, что они не только разделят с нами тяготы неурожайного года, но и сегодняшний праздничный стол. Рад видеть здесь представителей сельского хозяйства, прославленных наших тружеников, рабочих наших заводов Вдвойне приятно мне видеть секретарей райкомов нашей Ростовской области. И вы поймете, почему: все-таки из 70 лет я пробыл в партии 45 и 45 лет я постоянно общался с руководителями Вешенского района. Коммунисты района – это близкий и родной мне народ. Вместе с ними я делил радости и тяготы нелегких 40-х годов. Вместе с ними я рос и мужал как коммунист, учился у них и помогал им осваивать богатства нашей отечественной культуры.
Словом, связь кровная и долголетняя. 45 лет – это немалый срок. Сейчас я смотрю на вас, теперь уже секретарей новой формации. Более грамотные, более культурные. Но они остаются той же славной великой когортой партийных работников, которые были в мое время. Я сейчас на положении старослужащего, ушедшего в отставку и спустя годы приехавшего в свою воинскую часть. Вроде новые бойцы, новые командиры, новая техника. Но старое знамя – старое и нерушимое знамя. Такое у меня ощущение – новые секретари, но то же знамя. То же знамя великой партии осеняет нас и сейчас и ведет к новым подвигам, к новым свершениям.
