…После боя Ковалев прилег отдохнуть. На рассвете его разбудил командир эскадрона лейтенант Рогозин и сообщил, что полк Бойкова начинает отходить.
— С час тому назад там началась стрельба, — рассказывал Рогозин. — Я послал связного, он вернулся и говорит: «Отступают». Доложил командиру полка, он приказал оставаться на месте и приготовиться к бою.
— Чего же ты сразу не разбудил! — Ковалев подхватил автомат и застегнул крючки полушубка: спал он одетым.
— Жалко было! Спал больно хорошо. Туда пошел со взводом политрук Молостов. Связи с Бойковым уже нет.
— Эх, голова! — Валентин бросился к телефону и приказал подводить к орудиям лошадей. Сам же с четырьмя автоматчиками на конях поскакал в направлении соседнего эскадрона.
Там во всю мощь грохотала машина боя. Немного не доехав, Валентин спешился, оставил коней в густом ельнике и с тремя батарейцами спустился в лощинку.
По руслу небольшой речушки, нагибаясь и прячась в кустарнике, гуськом уходили разрозненные группы бойцов. По ту сторону на окраине села ярко пылал сарай. Неподалеку виднелась брошенная пушка, около нее на снегу лежали убитые, — очевидно, бойцы расчета.
Вдоль речушки со зловещим свистом один за другим пролегали снаряды.
— Стой! — крикнул Ковалев отступающим казакам Бойкова.
Бойцы остановились. Их было человек шесть. Пробираясь по кустам, подходили новые. Некоторые из них были ранены.
— Где командир? — спросил Ковалев, подходя ближе.
— Не знаем. Убили, говорят… — неуверенно, вразнобой ответило несколько голосов.
По звуку выстрелов Валентин понял, что впереди еще шел бой.
— А ну, заворачивай назад и занимай оборону! — приказал Ковалев.
— Куда заворачивать-то?.. Вон они, танки… — сказал чернявый круглолицый паренек в разорванном на плече полушубке.
Хотя танков не было видно, а только доносился из деревни рокот моторов, Ковалев понял, что, если сейчас не поставить здесь заслона, другие эскадроны его полка вместе с батареей будут отрезаны.
— Стакопа! — крикнул Валентин одному из сопровождавших его автоматчиков. — Быстро, аллюр два креста, кати сюда пушку.
— Есть катить пушку!
Низкорослый, плечистый, с рыжим залихватским чубом Стакопа, круто повернувшись, побежал к оставленным в ельнике лошадям.
Командный окрик Ковалева и бодрый ответ Стакопы подействовали на бойцов отрезвляюще. Они посматривали на незнакомого командира с неловкой подавленностью и некоторым затаенным любопытством.
— А кто вы такой будете? — спросил чернявый.
— Комиссар батареи. А твоя как фамилия? — в свою очередь спросил Ковалев, сдерживая бешенство.
— Борщев, а что? — ответил чернявый.
— Ты, Борщев, будешь за командира. — Ковалев уставился на него острыми неморгающими глазами и решительно продолжал: — Назначаю тебя командиром. Быстро занимай оборону. Вот здесь, в кустах, — Валентин показал место.
— Подмога, что ль, придет? — спросил Борщев.
— А как же ты думал?
— Да я ничего… Айда, ребята, располагайся…
Бойцы, переваливаясь в снегу, повернулись и, немного отойдя, заняли на ближайшей высотке позицию. Для выявления обстановки Ковалев послал несколько человек вперед. Вскоре они вернулись вместе с политруком Молостовым. Он тоже завернул человек тридцать и положил неподалеку в оборону.
— Что же здесь, Гриша, творится? — подходя к нему, спросил Ковалев.
— Не выдержали. Командира эскадрона ранило. Политрук убит. И все полетело к черту. Я нашел командира взвода, кое-как собрал людей… На тот конец деревни ворвались танки, больше десятка. Да вот, гляди!
Из кустов было видно, как по деревне, стреляя из крупнокалиберного пулемета, прошла тупорылая танкетка и завернула в ближайший проулок. Сквозь выстрелы и шум мотора доносились крики гитлеровцев.
Разбрасывая хлопья снега, тяжелые артиллерийские кони, похрапывая, подвезли противотанковую пушку. Батарейцы ловко и слаженно развернулись на узенькой лесной дорожке и моментально сняли орудие с передков.
Ковалев подал команду. Вынырнувшая из проулка немецкая танкетка завертелась волчком и, ломая плетень, осела набок. После двух других снарядов она загорелась. Остальные танки попятились и укрылись за дома на западной окраине деревни. Натолкнувшись на сопротивление, немцы замолчали.
Ковалев и Молостов решили соединить обе группы, окопаться, подтянуть из первого эскадрона взвод своих людей, вытащить брошенную пушку и встретить гитлеровцев по-настоящему, а дальнейшее будет зависеть от приказа командира полка. Надо было действовать быстро и решительно.
— Борщев, ко мне! — приказал Ковалев.
— Есть! — Борщев нехотя приподнялся, заложив ладони в рукава полушубка с болтающейся на плече винтовкой, рысцой подбежал к Ковалеву.
Валентин знал, что властный, повелительный окрик не всегда достигает цели. Иногда это вредно действует на психику, озлобляет человека, толкает его на гибельный шаг; в другом случае внушает страх и выбивает из нормальной колеи. Спокойствие, волевая, суровая выдержка действуют лучше.
— Товарищ Борщев, у вас замерзли руки. Очень жалею, что вы потеряли свои рукавицы, — слова были неожиданны, как выстрел над ухом.
— Обронил… — Борщев опустил руки по швам и, виновато отведя глаза в сторону, прятал подбородок в воротник полушубка.
— Ты вообще-то храбрый или так себе? — спросил Ковалев.
Бойца от такого вопроса покоробило.
— Не знаю… как и все… — ответил он неопределенно, мрачно посматривая на носок сапога.
— То есть как это «все»? Как и мои пушкари?
Борщев подавленно молчал.
— Ты чего дрожишь?
— Озяб, холодно…
— Пробежаться надо, — с въедливой настойчивостью проговорил Ковалев. — Видишь, на берегу сарай горит?
Ковалев показал на него. Сарай находился за рекой на расстоянии трехсот метров. Неподалеку стояла брошенная пушка. В стороне горела подбитая танкетка.
— Беги к этому костру, обогрейся, кстати на пушку взгляни. Если она исправна, подними винтовку прикладом вверх и жди. Мы подадим туда передки. Если она повреждена, погрейся — и назад. Понял?
— Понял… Но там, товарищ комиссар… — заговорил было Борщев, но Ковалев его прервал безоговорочным повелением:
— Бегом марш!
Очевидно, страх не мог убить в человеке представление о дисциплине. Борщев, нахлобучив на глаза ушанку, неуклюже повернулся и, спотыкаясь, побежал к речке. Бойцы, слышавшие и видевшие все это, настороженно покосились на комиссара и с застывшим на лице напряжением стали наблюдать за Борщевым. Он уже пробежал мостик и торопливым шагом поднимался на бугор. Пока еще он находился в мертвом пространстве, и пули его не доставали.
