получили приказание вернуться в Екатеринодар, где не застали уже своего полка, а лишь две роты своего батальона. Настроение их было сильно возбужденным: никто не мог хоть немного быть удовлетворенным выполнением их задачи.
А тем временем в Туапсе…
Впечатление от грузинской армии – весьма слабая боеспособность. Занять южную часть Черноморской губернии даже для отряда генерала Колоссовского не представлялось труда. Но чтобы Добровольческой армии не заводить себе еще врага, установилось положение: ни мир, ни война.
Марковцы 1-й батареи, однако, вели войну средствами мирными: они разлагали грузин, имея с ними тесное общение, пропагандой. Масса грузин воевать против русских не желала и весьма беспечно относилась к своей службе. У артиллеристов родился соблазн – похитить орудия. Недолго думая в одну из ночей они увезли у спавших грузин 2 орудия и 2 зарядных ящика. Однако это не изменило взаимоотношений обеих сторон. А через несколько дней генерал Мазниев под предлогом развала своих частей передал отряду бронепоезд, названный «Витязь», первыми артиллеристами на котором стали чины 1-й батареи.
Происшедшие случаи вынудили Грузинское правительство отозвать генерала Мазниева и назначить другого командующего, а свою армию отвести более чем на 25 верст к югу и там возвести полевые укрепления. Головной отряд добровольцев – батальон Кубанских стрелков и взвод батареи, стали в с. Лазоревка.
21 сентября отряд генерала Колоссовского был сменен сформированной 2-й пехотной дивизией и отправился на главный фронт борьбы. (В дивизии под № 1 числились старые полки Добровольческой армии: Марковский, Корниловский, Дроздовский, Партизанский и сформированный во время начала 2-го похода на Кубань Самурский, переименованный из Солдатского.)
Первая задача стратегического масштаба, вызванная обстановкой, была выполнена: фронт Добровольческой армии был сокращен до 160 верст и теперь проходил приблизительно по линии: Майкоп-Армавир-Ставрополь. Начался новый период борьбы за освобождение южных районов Кубанской области, восточных и южных Ставропольской губернии и всего Северного Кавказа.
Со взятием 3 августа Екатеринодара Офицерский генерала Маркова полк с отдельной конной сотней 1-й дивизии и 2-й батареей были назначены в резерв армии и в то же время составили гарнизон города, т. к. никаких других частей еще не было.
Полк сразу же стал нести усиленные наряды караулами, а по ночам патрулями. По имевшимся сведениям, в городе оставалось немало большевиков. С 22 часов жителям запрещалось выходить из домов. Улицы с этого часа были пустынны и по ним проходили лишь патрули марковцев. Но миссия патрулей не проходила без столкновений с жителями, устраивающими им «засады»: выбегая на улицы, они бросались обнимать патрулирующих, благодарить за освобождение, вырывать у них согласие прийти к ним в свободное время. Особенно бесцеремонна была женская молодежь.
То, что в первые дни в городе была отчетливо слышна артиллерийская стрельба и не так уже далеко разрывы снарядов, и то, что по ночам совсем близко и кругом раздавались ружейные выстрелы, совершенно не беспокоило жителей.
– Вы здесь! Вы с нами, и беспокоитъся нам теперь нечего, – говорили они.
Иное отношение к ночным ружейным выстрелам было у марковцев; в каждом из них они видели оправданное возмездие большевикам за совершенные ими преступления. Преступлений, совершенных против народа за последние месяцы на Кубани, не счесть, но не они в это время приписывались большевикам, а другие: расстрелы и насилия над жителями только потому, что члены их семей стали в ряды противников их; добивание раненых и глумление над телами павших; зверское убийство более 60 тяжело раненных в станице Елизаветинской; и, наконец, то, как поступили они с уже зарытым телом генерала Корнилова: они нашли могилу генерала Корнилова в колонии Гначбау, вынули гроб, привезли в Екатеринодар и здесь, повесив тело на балконе дома, дико глумились над ним, а потом сожгли и развеяли пепел; присутствующая при этом большая толпа народа веселилась.
Преступления требовали возмездия, и оно совершалось.
На следующий день по взятии города массы народа стекались к площади у собора, где производился парад частям 1-й чехословацкой и Конной дивизиям. Полк генерала Маркова был на нем в полном составе.
Парад принимал генерал Деникин. Он приехал верхом, в сопровождении своего штаба и Кубанского атамана. Над группой развевался национальный флаг. Громкое, раскатистое «ура» многотысячного народа предупредило о приближении командующего и было подхвачено войсками. Объезд частей и молебен с провозглашением «Вечной памяти» погибшим в борьбе. Потом короткая речь генерала Деникина о Родине, ждущей освобождения, и долге каждого перед ней, покрытая долгим «ура» войск и всего присутствующего народа. И – заключение: церемониальный марш.
Не блистали своим видом марковцы: обмундирование и снаряжение, весьма разнообразное, у них было одно и для боя, и для парада, но проходили они бодрым и твердым шагом, и радость была в их глазах.
Последствия парада для марковцев были отличные: не находилось ни одного из них, кто бы в этот и последующие дни не был приглашен жителями к себе, не принят ими с исключительным радушием. Никто не возвращался от них без подарка: смены белья или гимнастерки и бриджей, даже обуви, не говоря уже о том, что все на них было починено, вымыто, выглажено и на плечах не было бы новеньких черных погон, а на рукавах добровольческого угла.
Настроение у всех превосходное; отдых полный; обстановка, отвлекающая от жестокой войны. То, что приходилось жить в зданиях училищ без удобств, спать на полах и соломе и питаться из походных кухонь, казалось незаметной мелочью.
На третий день на той же площади у собора состоялся другой парад – частей Кубанской казачьей дивизии генерала Покровского и принимал его генерал Алексеев. Марковцы были лишь зрителями. Вчера они не могли хорошо видеть Кубанских полков конной дивизии генерала Эрдели, будучи участниками парада, а теперь они любовались и восторгались силой, порядком и красотой казаков. Им казалась скорой полная победа над большевиками.
На четвертый день, 6 августа, полк генерала Маркова ходил в город к той белой ферме, в которой был смертельно контужен и умер генерал Корнилов. Полк шел по большой дороге на станицу Елизаветинскую и проходил места, памятные для первопоходников по ожесточенным и кончившимся неудачей боям: окраина города; потом – влево артиллерийские казармы, а вправо большой плац; потом – валик, на котором была позиция красных, взятая полком, как и казармы; пустырь и влево предместье… а впереди, в нескольких верстах, видна белая ферма, едва прикрытая рядом тополей. Ферма, куда шел полковник. Вот и она с заколоченным окном, через которое влетел снаряд в комнату генерала Корнилова. А рядом с фермой, на самом берегу р. Кубани, –
