— Барташов к роте придет… Нам с тобой все равно к нему не подобраться… Видишь, как, паразиты, зажимают… От меня не отставай.
Автоматчики один за другим мелькали в камнях возле взорванного дота. Они хотели окружить русских.
Отбиваясь гранатами, Кононов и Орехов стали уходить влево по склону. Где–то там, судя по стрельбе, была рота.
Барташов поднял голову и осторожно осмотрелся. Он лежал в березовых кустиках, полосой протянувшихся у подножия скалы. Над скалой поднимался в небо хвост дыма. Сергей понял, что дым идет из взорванного им дота. Время от времени там все еще что–то ухало. Видно, рвались в огне боеприпасы.
До вершины скалы было метров десять. Сергей подумал, что ему здорово повезло. Руки и ноги остались целы при падении. Плечо — это пустяк. Главное, он мог двигаться. Егерей тоже не видно. Они, конечно, считают, что Сергей мертв. Если его миновала очередь, то при падении он свернул шею.
Сухая трескотня автоматов слышалась слева по склону. Ее прерывали винтовочные выстрелы и гулкие гранатные взрывы. Сергей догадался, что Кононов и Орехов живы и отходят на соединение с ротой.
Когда он понял, что остался один, навалился страх, заставил притихнуть в кустах. Сергей прислушивался к удаляющейся трескотне автоматов и думал, что же ему делать. Глаза настороженно и боязливо оглядывали каждую скалу, каждую кочку, каждый бугорок. Вокруг не было никого. И это казалось самым невыносимым. Хотелось вскочить и кинуться очертя голову, чтобы догнать сержанта, Кольку. Будь что будет, пусть подстрелят на бегу. Лишь бы не это ужасающее одиночество, от которого по всему телу расползался липкий, противный страх.
Барташов стал уже подниматься из кустов, но тут на глаза снова попался хвост дыма, пачкающий удивительно чистое, бесконечное небо. Сергей вспомнил, как ухнул взрыв в доте, как поперхнулся пулемет, как дернулось его дуло и безвольно уткнулось в пустые камни. Он вспомнил темно–зеленые фигуры егерей, взрыв гранаты… Двоих, кажется, он отправил на тот свет…
Страх стал понемногу отступать. Голова заработала яснее. Нет, он не будет вскакивать и бежать, не разбирая дороги. Он не даст себя подстрелить, как ошалевший заяц.
Он поползет сейчас по склону влево, где грохочут выстрелы. Там Кононов, там Колька. Если он не догонит их, то придет в роту. Пойдет он тихо, незаметно. Ну а если не повезет…
Сергей торопливо ощупал карманы. У него оставалось четыре гранаты и семь обойм. Остальные патроны были в вещевом мешке, который он отдал Николаю, когда пополз с сержантом к доту. Ладно, на случай и этого хватит. Заляжет в камнях и будет отбиваться. Одну гранату оставит напоследок. Он выбрал ее из четырех, проверил запал и сунул на грудь, под шинель.
Вдруг Сергей вспомнил про мешок и расстроился. Наверное, Колька забыл его, когда началась стрельба. Оставил его под камнем, а там рисунки, бумага и карандаши. Пропадет бювар. В нем же не просто рисунки, а наброски для будущей картины. Для первой картины, которую он начнет рисовать после войны. Наброски в десять раз лучше, чем память, сохранят голые сопки, лица солдат, черные взрывы и все остальное, что он должен, обязан показать на картине…
Он уже почти видит свою картину. На ней мокрые скалы, без травинки, без кустика. Только слева в углу желтая прядь осоки. Солдаты после боя — с темными, гранитными лицами. Их глаза и руки, опаленные огнем шинели, кисет, опущенный до земли. Над ними светлое небо. Оно будет пронизано лучами восходящего где–то за сопкой, но еще невидимого солнца. И у горизонта хрупкие облака. Такие, какие он видел сегодня у дота. Удивительно тонкие, просвечивающие, отливающие едва уловимой зеленью.
На картине будет лейтенант в плащ–палатке, Колька, сержант. Будет пулемет Кумарбекова, горячий от стрельбы, как конь после скачки. Только пулемет он уткнет дулом в камень, уберет из него ленту, сделает его лишним, ненужным…
Несколько отрывистых очередей оборвали мысли Сергея и вернули его к действительности. Конечно, Колька забыл мешок, и тот лежит в камнях возле дота.
Вместо того чтобы догонять сержанта и Орехова, Барташов пополз в кустах, обходя скалу, на которой дымился дот.
За скалой Сергей влез по откосу и разыскал место, где он отдал Орехову мешок. Под валуном был примят мох, лежало с десяток винтовочных гильз. Сергей заглянул под камни, обшарил расселину.
Мешка не было. Значит, Колька взял его с собой. Молодчина ДРУГ!..
Сергей почувствовал себя уверенным и сильным. Почувствовал, что выберется из этой заварухи и снова будет жить, видеть, рисовать…
Неожиданно сбоку донеслась короткая немецкая команда. Сергей выглянул из–за валуна. Возле дымящегося, с подпалинами на каменных стенках дота стояло полдесятка немцев. Один из них в фуражке с высокой тульей, напяленной на круглую., как шар, голову, стоял спиной к Сергею, Барташов видел зад немца, видел заложенные за спину руки, которые смыкали и размыкали пальцы.
«Нервничает», — подумал Сергей. Здорово сейчас было бы не спеша прицелиться в спину, обтянутую офицерским мундиром, и нажать спуск. Толстомясый, с большой кобурой на поясе сразу рухнет на землю.
Но тогда Сергею не уйти. Уйти он должен, потому что картина, которую он напишет, значила много больше, чем офицер в фуражке с высокой тульей.
Когда у дота появились солдаты с носилками, Сергей отполз в сторону, потом снова спустился с откоса и, перебегая в камнях, стал пробираться влево по склону, туда, где слышались стрельба и взрывы.
Орехов раз за разом бил из винтовки по немцам и краешком глаза следил за каждым движением сержанта. Теперь, когда так неожиданно отстал Сергей, Орехов больше всего боялся остаться один. Непрерывное дергание затвора набило на ладони мозоль. Плечо занемело от толчков приклада, в ушах звенело. До ствола винтовки нельзя было дотронуться. Он раскалился от непрерывной стрельбы.
Мешанина скал и валунов помогала уходить. Кононов действовал расчетливо и хитро. Орехова он держал позади, приказывая ему глядеть по сторонам и бить из винтовки.
— Вовсю жарь… Перебегай с места на место и жарь как можно больше, — сказал он Николаю. — Пусть они на тебя примериваются.
Николай стрелял, а сержант тем временем нырял в какую–нибудь подходящую расселину, за камень и подпускал егерей почти вплотную. Когда те, прислушиваясь к стрельбе Орехова, приближались к сержанту, он кидал в них гранаты. Пока ошарашенные немцы разбирались, что к чему, Кононов и Орехов успевали отойти на полсотни метров. Потом им попалась осыпь. Они нырнули за камни и минут десять ползли во мгле.
За осыпью, вывернувшись из–за скалы, они увидели роту. Вернее, узкую расселину и в ней пулемет Шайтанова, выпускающий очередь за очередью по егерям, которые поднялись в атаку.
