Смерть дочери еще раз проявила самовластный и склочный характер Самойловича. Он потребовал, чтобы вдовец, Федор Шереметев, вернул приданое своей умершей жены. По требованию гетмана было возвращено не только приданое, но и все свадебные подарки, полученные новобрачным от старшины. Самойлович объяснил это тем, что эти подарки были сделаны, чтобы угодить ему, гетману. В 1686 году Ф.П. Шереметева на должности Киевского воеводы сменил боярин Ю.С. Урусов60.
На фоне траурных мероприятий готовилось назначение нового митрополита. В украинском православии имелась традиция свободного избрания главы церкви с обязательным активным участием светских особ. Выборы были назначены на День апостолов Петра и Павла в Софийском соборе. Гетман отправил туда генерального есаула и. Мазепу, генерального обозного В. Дунина-Борковского, Киевского полковника Карповича и Переяславского полковника Л. Полуботка61. При этом он продолжал настаивать, чтобы Москва поскорее согласовала свои действия с Константинопольским патриархом. Гетман боялся, как бы патриарх не проклял его вместе с другими участниками избрания, заявив: «Известно, что греческие духовные власти по малой вине склонны бывают к недаче благословения»62.
Другим кандидатом на должность митрополита наряду с Гедеоном Четвертинским был Лазарь Баранович, у которого с Самойловичем имелись сложности во взаимоотношениях. Баранович и сам не поехал в Киев, и не послал никого из Черниговской епархии63.
Несмотря на противодействие ряда духовных иерархов, 8 июля 1685 года митрополитом избрали Четвертинского. После этого он отправился в Москву, где был посвящен в сан Московским патриархом. В награду гетману и. Самойловичу было послано царское «жалованье» – золотая цепь и два алмазных «клейнота» с коронами – «за радетельную службу в приведении Киевской митрополии под благословление Московского патриарха»64.
Далеко не так счастливо для гетмана завершились мирные переговоры с поляками. Двадцатого февраля 1686 года в Москву прибыл Мазепа вместе с гетманским сыном Григорием65. В наставлениях своим послам Самойлович высказывался не столько против самого Вечного мира, но против предполагаемой войны с Крымом и закрепления за Польшей Правобережья. Главной его идеей и заботой являлся мир с турками и татарами, а вовсе не с поляками. Это было совершенно естественно, так как гетману требовалось остановить постоянные набеги на его территории.
Миссия была тайной. В официальной инструкции гетмана говорилось, что про Вечный мир посланцы должны устно говорить при царском дворе «кому належит»66. В частности, во время встречи с Московским патриархом иоакимом посланцы ничего ему о цели своего визита не сказали67. Самойлович позднее уверял патриарха, что его сын приезжал исключительно с целью выразить благодарность царям и якобы ничего не утаивал68.
Оппозиция Вечному миру, а равно и Голицыну, имелась и в Боярской думе. В частности, против договора с Речью Посполитой высказывался Петр Иванович Прозоровский69, сторонник Петра. Нарышкины тоже были на стороне Самойловича. Противником мира с поляками был и патриарх.
На личной встрече с Севским воеводой Л.Р. Неплюевым гетман опять настаивал на сохранении за ним посожских сел. Он доказывал стратегическое значение этого района, который в случае войны мог стать плацдармом для нападения поляков на Черниговский и Стародубский полки. По его мнению, границу по Сожи было проводить гораздо легче, а местное население с воодушевлением «показачивалось».
Но Голицын всей душой рвался в Священную лигу и приказал Самойловичу очистить Посожье. Окончательные переговоры с поляками начались в марте 1686 года. С русской стороны их возглавляли В.В. Голицын и Б.П. Шереметев. Сын гетмана Григорий прибыл в Москву, пытаясь оказать давление на принятие окончательных условий. Но уже 2 апреля была направлена царская грамота к Самойловичу о передаче посожских сел.
Во время переговоров правительница София Алексеевна (видимо, отражая настроения В.В. Голицына) использовала яркую антиукраинскую риторику. В планируемой войне с Османской империей она собиралась всю тяжесть военных действий, равно как и обороны пограничья, переложить на казачество. А в случае возникновения антипольских бунтов на Правобережье выразила готовность сотрудничать с Речью Посполитой для их подавления70 (как во времена Екатерины II и Колиивщины (гайдамацкого восстания. – Т. Т.)).
Шестого (16) мая 1686 года договор был подписан. Левобережье, Киев с округом и Межигорским монастырем, а также Запорожье остались за Москвой. Приднепровщина от Стаек до Чигирина превращалась в нейтральную незаселенную зону (включая Трехтемиров, Канев, Черкассы и Чигирин – старинные казацкие местечки), Волынь и Галиция отходили Польше, Подолье попадало под власть Османской империи. Договоры с Портой аннулировались, и Москва вступала в Священную лигу.
Самойлович был в ярости и даже запретил служить в церквях благодарственные молебны по случаю мира71. В таком настроении он оставался несколько дней. Возможно, после смерти старшего сына и дочери, на которых он возлагал огромные династические надежды, характер его вконец испортился.
В Москве опасались реакции гетмана и прислали к нему Неплюева, чтобы он лично рассказал тому об условиях Вечного мира. Воевода должен был убедить Самойловича, что все его требования по возможности были учтены. Гетману поручалось разослать во все города и на Запорожье универсалы с известием о мире, а также принять меры по усилению контроля над запорожскими казаками, переходившими теперь в подчинение России. Неплюев должен был также сообщить о готовившемся в 1687 году походе на Крым, попросить у гетмана соответствующих рекомендаций и представить эту военную операцию не столько союзным долгом по отношению к Священной лиге, сколько мерами по защите Украины от татарских набегов.
Но все это не успокоило Самойловича. Он в сердцах предупреждал Неплюева, что далеко не все бояре будут довольны разрывом мира с Османской империей и Крымом «чрез хитрость лядзкую». После отъезда воеводы он говорил своей старшине, намекая на выкуп, заплаченный Польше за Киев: «Купили москали теперь себе лихо за свои гроши, ляхам данные». Он предсказывал, что заключенный мир добра не принесет, равно как и война против Крыма. Русские, мол, не хотели малые деньги татарам платить, так в результате «большую казну» им будут давать. Кому-то из жен старшин супруга Самойловича даже передавала слова мужа: «Сердит теперь и великие похвалки чинит Иван мой на Москву. Троха того не учинит, як учинил Брюховецкий». Под этим гетманша имела в виду восстание, поднятое Левобережным гетманом Брюховецким против русских воевод72.
