— Чтобы вообще отсюда никогда не выйти?!
— Просто не было бурбона и телефона, — ворчит подельник.
— Заканчивай, Саныч, по-моему, все уже решили.
— Парни, а че говорить, когда к нам эти иностранцы придут? — вмешивается в разговор внимательно слушавший их «бескровный». — У нас английского никто не знает. Подскажите: че как.
— Тебе двух слов хватит, — усмехнулся «олимпиец». — Когда войдут, падаешь на колени, хватаешь оккупанта за штанину и орешь «хелп ми».
— А почему за штанину?
— Ты себя в зеркале видел? За руку схватишь — квалифицируют как нападение и умышленное втягивание России в международный конфликт. В лучшем случае — на карцер уедешь, в худшем…
— Не-е-е… мне на кичу без нужды, — блеснул молодой зэка зачифиренными зубами.
— Вчера только оттуда.
— И как там? — с живым интересом встрепенулся Саныч.
— Как обычно. Крысы — свиньи, в первую же ночь в сумку залезли, всю колбасу потравили. Неделю одну сечку с бромом жрал. Умные, падлы. Молнию расстегнули, даже сумку не погрызли.
Возле решетки, держась худыми пальцами за прутья, стараясь сдерживать напор грузного соседа, жмется лысоватый арестант, закаленный «крыткой» интеллигент, давно разменявший отчаянье и страх на равнодушие и озлобленность.
Напротив него, через решетку развалился обрюзгший прапорщик, словно девичью коленку, похабно поглаживая ложе «калаша».
— Что, старшой, кризис по тебе еще не ударил? — спросил интеллигент у конвоира.
— На тридцать процентов будут сокращать, — угрюмо пробурчал прапор.
— Тебя-то, надеюсь, не уволят, — усмехнулся зэка.
— Никого не уволят, у нас и так недокомплект. За эти бабки никто работать не хочет. Что я здесь забыл за двенадцать штук? Вон, омоновцы, меньше чем с десяткой со смены не уходят. А если прием какой, так вообще, грабь награбленное.
— Старшой, куда тебе в ОМОН?
— Лучше маленький ТТ, чем большое каратэ, — мент довольно похлопал по автомату.
— Можно в пожарку двинуть.
— На пожарах мародерствовать?
— Хе-хе. На даче какого-нибудь олигарха в пылу-дыму буфет подломил — жизнь обеспечил, — мечтательно причмокивает прапор.
— Чего стоим так долго?
— С «девятки» двоих загрузят и поедем.
На стенах воронков граффити — явление редкое. Смотрится словно картина: под громадным репродуктивным органом, выцарапанным гвоздем каким-то дебилом, красивым почерком синего маркера и явно другой рукой приписка: «вертикаль власти».
Наконец подтянули зэков с «девятки». Первых двоих с мало что говорящими фамилиями закрыли в соседнюю кишку. Фамилия третьего пассажира ввергла этап в молчаливый ступор. Довгий! Конвойный шустро открыл дверь стакана, куда шмыгнула серая тень, прикрывая пакетом лицо от ощетинившихся колючими взглядами клеток. Через мгновение автозак захлебнулся разноголосым ревом проклятий и угроз в адрес бывшего начальника Главного следственного управления Следственного комитета при Генеральной прокуратуре РФ.
— Довгий, мразь, узнал меня?! — истерично звенело из глубины воронка. — Помнишь, я тебе говорил на допросе, что скоро сам будешь баланду хавать?! Тебя, тварь, еще не опустили?!
— Дайте мне эту суку. Я его голыми руками загрызу! — глушил истерику соседа мощный баритон.
— Братва, пустите меня, пожалуйста, — проснулся дремавший на плече подельника тщедушный скинхед, порешивший восьмерых гостей столицы. — Я ему ухо откушу. Мне вор сказал, если ухо прокурора или мента принесу, мне скачуха будет.
— Замолчали! — рявкнул прапор, ударив берцем по железной калитке.
— Старшой, ты на воровскую скачуху обиделся? — поинтересовался интеллигент. — Не за твои уши базарим.
— Ты меня не понял?! — не отступал от своего приказа милиционер.
— Да не кипятись, старшой. Лучше слушай меня. Дай нам этого мыша поиграться и глаза закрой. Я благодарным быть умею, поверь. Работенку тебе непыльную организую.
— Меня самого за такое к вам посадят, — немного растерялся прапор.
— Не посадят. Отмажем, — уверенно заявил интеллигент.
— Гы-гы. Себя ты уже отмазал, — осклабился мент.
— Чтобы я сидел, за меня каждый месяц заносят в Следственный комитет годовой бюджет твоего конвойного полка. Вон он — бывший дольщик! Руку протянуть. Короче, быстрей соображай, ехать десять минут осталось. Работать будешь начальником охраны кабака, полторашка зелени плюс халявный стол. Ну?!
Конвойный нервно играет желваками, сопоставляя перспективы и риски, как вдруг из стакана раздается жалобный стон, нечленораздельный, но, судя по интонации, протестующий против столь крутого поворота судьбы.
— Засухарись, сука! — Прапорщик размашисто вдарил кулаком по стакану с Довгием, срывая зло за окончательно упущенную выгоду.
Воронок въезжает в подвал Мосгорсуда.
Первого октября из суда Братчикова вернули рано, осталось дождаться Латушкина и можно садиться ужинать. Вскоре лязгнул засов, но вместо крепко сбитого, словно кусок сырой глины, Андрюхи на пороге появился скрученный матрас, скрывавший за собой арестанта, от которого видать было лишь тонкие ручонки, крепко вцепившиеся в полосатую ношу. Рассмотреть нашего нового сокамерника удалось лишь после того, как он избавился от матраса, погрузив его на шконку и облегченно вздохнув. Маленький тщедушный парнишка с незамысловатой хитрецой в глазах, больших и непрестанно моргающих, скрывал выражение нервов за разогнутой защитной улыбкой плотно сжатых губ. Короткая пропорциональная фигура непропорционально выпирала угловатостью суставов и мышц — тело, недоразвившееся спортом то ли от плохого питания, то ли от плохой генетики. На вид ему трудно дать больше пятнадцати. Однако во взгляде, не обремененном глубокими раздумьями, отражалась завершенная тюремная адаптация: немало сидел, немало видел. Страх давно разменял на смирение, боль на привычку. Его большая голова с короткими жесткими волосами заметно косила на правый бок, будучи тяжелым бременем для жилистой, но слишком тонкой шеи. В багаже у парня числился один пакет с вещами. Из еды ничего.
— Здорово! — вновь прибывший прищурился, протянул руку. — Роман.
— Привет, Рома, — первым откликнулся Костя. — Откуда?
— С один семь.
— Скинхед? — спросил я, хотя можно было и не спрашивать.
— Ага. Я сегодня пока в суде был, к нам жулика закинули. А меня когда привезли, вертухаи сразу сказали, чтобы я вещи из хаты забирал. Они даже тормоза не закрывали, ждали, пока я соберусь. Я быстро матрас схватил, пакет и вот, к вам… — затарабанил парнишка.
