К Учителю Куну приходили за наукой сотни людей всех возрастов, нередко из дальних краев. Единицам удавалось войти в круг близких учеников – тех, кто был «допущен в личные покои» учителя. Мы довольно много знаем об этом новом поколении лучших выучеников Конфуция, поскольку именно им (и их собственным ученикам) мы обязаны появлением на свет книги «Беседы и суждения». Все они были моложе учителя по крайней мере лет на сорок и годились ему не то что в сыновья, но и во внуки. Самый молодой из них, уроженец далекого царства Чу Гунсунь Лун, родился на 53 года позже учителя. Как и старшие ученики, это были люди очень разные по характеру, интересам, происхождению, способностям. Все же преобладали среди них отпрыски высокопоставленных семей, чему не следует удивляться: искать расположения Учителя Куна уже не считали зазорным даже знатнейшие аристократы. А Конфуций честно признавался:
«Те, кто пришел ко мне поначалу, были по части ритуалов и музыки дремучими людьми. А те, кто пришел ко мне потом, в ритуалах и в музыке были людьми сведущими. И все же в жизни я отдаю предпочтение первым».
Трудно сказать, почему Конфуций так любил своих первых учеников. Быть может, причиной тому была его давняя неприязнь к интригам двора, а может, дело было всего-навсего в силе привычки или в обыкновенной стариковской ворчливости. Но только характеристики новичкам он и впрямь давал до крайности нелицеприятные. Одного назвал «тугодумом», другого – «медлительным», третьего – «ограниченным», четвертого – «слишком жестким». А впрочем, к чему деликатничать среди своих!
В кругу учеников младшего поколения особенно выделялся своим усердием и преданностью учителю его земляк Цзэн Шэнь, заслуживший среди товарищей по школе почетное прозвище Цзэн-цзы – Учитель Цзэн. Наибольшую славу Цзэн-цзы принесло его жизненное кредо, выраженное в следующих словах:
«Каждый день я трижды спрашиваю себя: все ли я сделал, чтобы помочь другим? Был ли я до конца искренен в отношениях с друзьями? Осуществил ли на деле то, что передал мне учитель?»
Судя по этим словам, дело Учителя Куна находилось в надежных руках. Не меньшую известность получило другое изречение Цзэн-цзы, выдающее в нем человека на редкость волевого, целеустремленного и готового на самопожертвование. Речь в нем идет об идеальном конфуцианце. «Не бывает ученого служилого человека без возвышенных помыслов и твердой воли, ибо ноша его тяжела, а путь далек, – говорил Цзэн-цзы. – Человечность – вот его ноша. Разве не тяжела она? Только смерть прерывает его путь. Разве не долог он?» Целеустремленности и твердости воли ученого мужа посвящено и еще одно удачное суждение Цзэн-цзы, которое гласит: «Когда человеку доверяют жизнь маленького ребенка и судьбу большого удела, а он даже в миг смертельной опасности не отвлекается от своего идеала, – вот тогда его можно назвать благородным мужем». Из всех добродетелей благородного мужа Цзэн-цзы, как примерный ученик, превыше всего ценил почтительность сына к родителям: однажды он услышал от учителя, что сыновняя почтительность – это, кажется, единственное чувство, в котором человечность может претвориться сполна. Все же Цзэн-цзы был порой слишком педантичен в своих жизненных правилах. Учитель порой называл его «тугодумом».
Близко к Учителю стояли еще два его младших ученика – Цзы-Ю и Цзы-Ся. Оба они, по отзыву самого Конфуция, больше всего преуспели в изучении церемоний и книжной премудрости. Правда, от Цзы-Ю сохранился лишь один афоризм, и притом навеянный чисто жизненными наблюдениями: «Тот, кто причиняет хлопоты старшим, будет терпеть унижения. Тот, кто причиняет хлопоты друзьям, потеряет дружбу». Видно, Цзы-Ю был несловоохотлив и старался не докучать товарищам по школе даже назидательными сентенциями. Зато Цзы-Ся отличался ненасытной страстью не только к учению, но и к разговорам о сущности и пользе учения. В «Беседах и суждениях» записано несколько его высказываний на эту вечную тему:
«Тот человек может считаться любящим учение, который целый день помнит о своих недостатках и целый месяц помнит о своих достижениях».
«Всякий мастер совершенствуется в своем ремесле благодаря своим орудиям. Благородный муж совершенствуется в своем Пути благодаря учению».
«Когда служилый человек понимает, что может сделать больше, чем требует служба, он учится. Когда учащийся понимает, что может сделать больше, чем требует учеба, он поступает на службу».
Учитель Кун не скупился на похвалы учености Цзы-Ся, но все-таки считал его успехи довольно скромными и призывал его «быть ученым возвышенным, а не мелочным». Когда Цзы-Ся назначили правителем одного из городков в Лу, Конфуций посоветовал ему «не быть нетерпеливым и не увлекаться мелкими успехами».
По словам Цзы-Ю, ученики Цзы-Ся «умели только подметать пол, вежливо входить и выходить», а вот «в главном ничего не смыслили». Цзы-Ся в ответ заявлял, что научить сразу всему невозможно и мудрость «праведного Пути» надо постигать постепенно. Все же замечания учителя и товарищей по школе, видимо, пошли Цзы-Ся на пользу: он потом часто говаривал, что благородному мужу, «вознамерившемуся идти далеко», не к лицу заниматься «мелочными делами».
Совсем другим человеком был ученик по имени Цзы-Чжан. Кажется, он принадлежал к числу тех людей, которые хотят добиться всего разом, а нетерпеливость свою оправдывают прекраснодушными речами. Цзы-Чжан утверждал, что главное в жизни – не правила поведения, не исполнительность, а наши переживания. Это был первый, еще очень робкий и стихийный критик лицемерия и снобизма, неизбежно прививаемых условностями культуры. Услыхав однажды, что Цзы-Ся советовал своим ученикам «искать дружбы с подходящими людьми и отвергать неподходящих», он заявил, что было бы лучше «чтить достойных и быть благосклонным к обыкновенным людям, любить добрых и сочувствовать неспособным». Конфуций находил, что Цзы-Чжан в учении «слишком спешит». В свою очередь, Цзэн-цзы, подсмеиваясь над непомерными претензиями своего товарища по школе, иронически называл его человеком «столь великим, что с ним трудно ладить». А Учитель Кун, видя, что красивые декларации Цзы-Чжана того гляди разойдутся с делом, давал ему совет: «Не пренебрегай выполнением повседневных обязанностей. Когда же придет время для решительных поступков, действуй со всей отвагой».
Конечно, среди новых учеников было немало других симпатичных Конфуцию людей – например, крестьянский сын Чжунгун, который, по отзыву учителя, был достоин царского престола, или Ю Жо, снискавший славу «второго Учителя Куна» и почетное прозвище Учитель Ю. Но уже и сейчас мы видим, что ученики Конфуция не были ни записными праведниками, ни безликой и бездумной массой школяров. Они выглядят живыми людьми, которые поверяют заветы учителя своим личным опытом, ищут свой путь в жизни и не лишены здорового чувства соперничества, а сам Учитель Кун не ломает индивидуальность своих учеников, напротив, – совершенствует и облагораживает ее, побуждая своих поклонников преодолеть недостатки, усвоить себе мудрость «Срединного Пути». Он по-прежнему не чувствует потребности в регулярных занятиях и отвлеченных нравоучениях. Здесь, в школе, его окружают поистине родственные души – те, кто согласился разделить его судьбу и продолжить его дело. Только среди них он и может называть вещи своими именами, «исправлять имена», не рискуя столкнуться с недоумением и насмешками света. Только им он может сказать, что «искренность в речах и уважительность в поступках» позволяют человеку достойно прожить свою жизнь даже среди дикарей; что нет ничего отвратительнее «скользких разговоров, напыщенных манер и наигранного уважения»; что человек, прикрывающий свою слабость грубыми манерами, уподобляется вору, залезшему в чужой дом. Только ученикам он может сказать, что добродетельный человек подбирает себе достойных друзей, ибо только так он может продвигаться по пути совершенствования. Только здесь, в школе, он мог заявить, что «ненавидит краснобаев, губящих царства», и предостеречь всех, кто решился служить истине, что «ищущий малой выгоды не добьется большого успеха».
