10 апреля в Улясутай прибыл атаман Енисейского казачьего войска Казанцев с членом правления К. И. Лаврентьевым и группой офицеров. Собрал большой сход, на который прибыли офицеры, солдаты и жители Улясутая. Атаман Казанцев предъявил свои полномочия от генерала Унгерна и Богдо-гэгэна и потребовал полного себе подчинения. Никто не посмел возражать против несомненных полномочий атамана.
Казанцев приказал: полковнику Михайлову с женой, полковнику Полетико, поручикам братьям Игнатьевым, статскому советнику Рыбакову, капитану Зубову, профессору Оссендовскому и другим, всего 15 человек, немедленно выехать из Улясутая в Ургу, что ими и было исполнено. В Улясутайском районе наступило мирное и сносное житье под начальством атамана Казанцева, временно нарушенное прибытием капитана Безродного, но Казанцев его скоро спровадил из Улясутая, пригрозив ему “веревкой”.
По возвращении Унгерна из похода в Чойрын-Удэ, заведующий контрразведкой капитан Безродный доложил ему о делах, творящихся в Улясутае и других западных пунктах Халхи, где невозбранно работают большевистские агенты. Унгерн приказал Безродному с сотней Ванданова идти на запад и навести там порядок, не останавливаясь в выборе средств, а с улясутайцами поступить особенно строго. Полковник Доможиров рапортовал из Улясутая в штаб генерала Унгерна о делах улясутайских очень нелестно. По его мнению, полковник Михайлов и многие другие чуть ли не большевики.
Безродный встретил партию Михайлова где-то недалеко от Дзаин-шаби. Был произведен у всех повальный обыск. У Михайлова в вещах нашли китайские ценности, у Полетико — какие-то бумаги за подписью большевистских комиссаров. Словом, у большинства нашли какие-нибудь зацепки, кои дали основания Безродному одиннадцать человек расстрелять. Остались живыми профессор Оссендовский и два брата Филипповых. Оссендовский бросился в Ван-хурэ под защиту полковника Казагранди, один Филиппов остался на службе у Казагранди, а старший Филиппов — мой бывший офицер — приехал ко мне в Ургу.
Те, кто были расстреляны, в той или иной мере чем-то были виноваты — один перед Богом, другие перед местными власть предержащими, третий против “добрых знакомых”, но, конечно, высшей меры наказания они не заслуживали; а за таким, как полковник Михайлов, были и немалые заслуги.
По прибытии в Улясутай Безродный передал Доможирову приказ Унгерна немедленно вернуться на уртонских в Ургу, что тот немедленно и исполнил, следуя под конвоем. По слухам, капитан Безродный был уполномочен “вывести в расход” сайта Чултун-бэйсэ. Он пригласил его на пирушку и, когда сайт опьянел, то был задушен как лицо, не одобрявшее действий генерала Унгерна. Словом, после пирушки у Безродного сайт исчез навсегда.
Полковник Доможиров под конвоем прибыл в Ургу. В добрую минуту явился к Унгерну, чистосердечно покаялся в пьянстве, был прощен и вновь командирован с той же миссией на запад в Кобдо и Джунгарию, но его следа я больше ни в Монголии, ни в эмиграции не видал. Как будто бы он остался жив.
Во всех улясутайских делах была непонятна роль профессора (?) Оссендовского. Во — первых, профессором он не был, а был молодым приват — доцентом Томского университета. Раз он принял польское подданство, то почему принимал такое деятельное участие в русской склоке в Улясутае, Хытхыле, задержался у Казагранди в Ван-хурэ, искал милости генерала Унгерна и прочее, и прочее — когда он имел полную возможность еще до взятия Урги, пользуясь покровительством китайских законов, как иностранец, беспрепятственно проехать через всю Монголию в Китай, а оттуда в Америку или Польшу, не подвергая себя риску и лишениям? Так бы поступил всякий солидный человек с профессорскими мозгами, но не так поступил Оссендовский. Очевидно, в нем сидел большой бес авантюриста.
Капитан Безродный с Вандановым ходил по Западной Монголии больше двух месяцев, ища крамолу и большевиков. Вернулся в дивизию в мае месяце, когда дивизия стояла на Селенге, имея в своей папке много обличительных материалов против офицеров, мобилизованных в Халхе.
Ургинские страшные ночиВсе страшные и темные дела в Урге творились в Комендантском управлении, где царил подполковник Сипайлов с помощником капитаном Безродным.
Связующим постоянным звеном между генералом Унгерном и подполковником Сипайловым был прапорщик Бурдуковский. Личные адъютанты Унгерна — есаул Макеев и поручик Веселовский — выполняли экзекуции экстренного порядка, по указанию самого Унгерна. В Маймачене-Ургинском было отделение комендантской команды, где суд и расправу чинил прапорщик Степаненко. Контрразведкой ведал поручик Н. Князев под контролем капитана Безродного.
Подполковник Сипайлов в Азиатской конной дивизии был новым человеком — ставленник атамана Семенова. Говорят, что до 1917 г. он состоял на службе в почтово — телеграфном ведомстве. Подполковником он стал волей Семенова. Маленького роста, худой, подвижный, со злыми, постоянно бегающими глазами. Жестокосердный, с уклоном садиста. Крайне падок на женщин. Свою жестокость в отношении большевиков оправдывал тем, что будто они убили его отца.
Капитан Безродный — коренной унгерновец и прошел большую школу экзекуций под начальством подполковника Лауренца на ст. Даурия. По натуре жестокий человек и трус. Был предан “дедушке” и пользовался его доверием.
Есаул Макеев и поручик Веселовский — обыкновенные, среднего уровня офицеры военного времени, волей обстоятельств попали на роль палачей. Оба имели доброе сердце, были готовы для товарищей сделать доброе дело. Макеев, кроме того, был впечатлительный, нервный и неуравновешенный, но храбрый офицер.
Ядро Комендантской команды составили добровольцы Ургинской конторы Центросоюза в числе 14–16 человек во главе с поручиками Ждановым, Панковым и Новиковым. В Комендантской команде насчитывалось до 100 человек. Большинство Комендантской команды состояло из нормальных, среднего уровня людей, по натуре своей не склонных к жестокостям. Как только эти люди перешли вновь на мирное положение беженцев, они ничем не отличались от общего уровня нормальных людей. Тогда как в Урге под руководством подполковника Сипайлова они уподобились первосортным чекистам ГПУ, потеряв душу и человеческий образ, и творили — “страха ради иудейска” — страшные дела.
По прочтении воспоминаний К. И. Лаврентьева и других, складывалось впечатление, что главным виновником ургинских эксцессов являлся подполковник Сипайлов. Конечно, такое заключение неверное: Сипайлов был лишь усердный стрелочник и подсказчик у начальника станции — Унгерна. Ничего не делалось в дивизии без его ведома и одобрения и те, кто поступал даже по неведению иначе, жестоко наказывались. Генерал Унгерн имел свои взгляды на способы борьбы с большевиками и со всеми теми, кто не подходил ему. Эти способы борьбы на ст. Даурия, осуществляемые через подполковника Лауренца, понятны всем, кто проезжал через Даурию в 1918–1920 годах.
