В Монголии генерал Унгерн, став неограниченным властелином, свои даурские методы лишь сделал законом. Нужно отметить одно важное обстоятельство: у большинства беженцев с Руси в период времени 1918–1921 гг. имелись документы, подписанные ответственными большевистскими комиссарами. Только благодаря столь солидной подписи владельцы документа могли достигнуть границ Монголии. Примером служит моя жена, которая выехала из Иркутска в Троицкосавск, имея документ за подписью главного политического комиссара 5–й армии. По документу она командировалась в Троицкосавск, как особо важная сотрудница ГПУ. Жена такой важности документ порвала немедленно, перейдя границу Монголии, но было много людей, которые по легкомыслию этого не сделали. Найди в моем доме такой документ Сипайлов или Безродный или даже знай о том, к каким мерам прибегала моя жена, чтобы вырваться из большевистского рая — наверное, я не писал бы свои воспоминания.
Многие русские беженцы в Монголии, кои не уничтожили комиссарских документов или были невыдержанны на язык о способах выезда с Руси при содействии большевистских комиссаров — поплатились жизнью. О числе смертных эксцессов в Урге никто точно не знает, даже Сипайлов, так как некоторые совершены были помимо него, по непосредственному распоряжению Унгерна.
Есаул Макеев в своих воспоминаниях дал далеко неполный список. Мне известны следующие случаи.
Зарублен протоиерей Федор Парняков. Его я хорошо знал как церковный староста. Как он сам, так и его сыновья уже в 1905–1906 гг. были причастны к террористической группе революционеров. Один из сыновей Федора Парнякова в 1906 г. был повешен в иркутской тюрьме. Отец не снял с себя сан священника после этого случая, а предпочел уйти в Монголию, в Ургу, заняв хлебную и спокойную должность настоятеля консульской церкви. Как священник, Федор Парняков был нетерпим: пьяница, похабник, несомненный атеист. Он с первого дня революции 1917 года вошел в контакт с большевиками и работал для них, по старости, лености и пьянству не был активным, а лишь подбадривал и наставлял таких, как Кучеренко, Чайванов и другие. С первого же дня своих обязанностей церковного старосты я искал священника на замену, но не находил и терпел Ф. Парнякова. Остается загадкой, почему Ф. Парняков не уехал из Урги, когда бежали китайцы, Чайванов и другие. Объяснение остается одно: что он рассчитывал, что его священнический сан спасет от смерти, а своим пребыванием в Урге будет полезен большевикам. Его арестовали в первый же день занятия Урги. Два или три дня сидел в подвале Комендантской команды. Был допрашиваем с пристрастием, но никого не выдал. Изрубили его шашками. Смерть принял храбро. Его нагрудный крест мне передал, кажется, поручик Панков. Смерть Парнякова ни у кого из ургинцев не вызвала сожаления, так как много принес зла и смертей русских беженцев.
Купец Носков считался одним из старейших резидентов Монголии и, пожалуй, одним из богатейших купцов. Монголы его ненавидели за обманные способы торговли и считали хуже китайских купцов. Не любили его и русские, но его капиталы и влияние на монгольском сырьевом рынке принуждали с почтением относиться к нему. Его арестовали по настоянию монгол. Посадили в яму, и монголы стерегли его. Есть давали ржавую сельдь и не давали воды. Подполковник Сипайлов допытывался, где спрятаны у него деньги, но, несмотря на танталовы муки, он не сказал, где деньги. Его заморили. Склады товаров реквизировали. Денег не нашли. Они составляют клад, который когда-нибудь и кем-нибудь будет найден. Полагают, что клад содержит серебро в ланах и, несомненно, есть бумажные “янчаны” на крупную сумму, которые истлеют от времени и превратятся в труху.
Повешен врач тибетской медицины Цыбыктаров. Врач был знаменитый на всю Монголию своим удачным врачеванием. Он резко отличался от монгол своей культурностью. Жил как европеец. Ничто не указывало, что он просоветский. Смерть его была, скорее всего, сведением личных счетов кого-то из крупных лам, а может быть и желание реквизировать его богатства, так как все считали Цыбыктарова очень богатым человеком[58].
Кореец — зубной врач Ли — был обвинен в причастности к большевикам. Какие к тому основания — не знаю. Насколько помню, он не принимал активного участия в работе ургинской большевистской ячейки. Возможно, что он с ними жил в дружбе и только. Ли считался богатым человеком, и не это ли послужило основанием его смерти? Ночью квартиру Ли окружили. В дом вошли Сипайлов, Макеев и еще шесть человек из Комендантской команды. Начался тщательный обыск. Денег не нашли. Открыв один из шкафов, извлекли большую коробку и когда ее открыли, то в ней лежала мумия умершей маленькой дочки врача Ли. Отец на коленях умолял Сипайлова не осквернять праха его дочери, но Сипайлов выбросил мумию. Доктор Ли был задушен. Задушили и двух боев — китайцев. Трупы вывезли за Ургу и зарыли. Распустили слух по Урге, что врач Ли сбежал из Урги, но такому слуху, конечно, никто не поверил. Все происшедшее в квартире Ли сильно подействовало на Макеева и он стал “психовать”. Его поместили в госпиталь.
Гордеев заведовал кожевенным заводом. Благонравный, дельный старик, принесший большую пользу дивизии тем, что за несколько дней пустил в ход кожевенный завод и наладил работу. Обвинили его в том, что он украл какие-то 2500 долл. и какое-то количество сахару у китайских купцов. Его повесили около завода.
Подполковник Яхонтов прибыл в Ургу с запада, перейдя границу Монголии где-то в районе Хубсугула. В прошлом студент, окончивший ускоренный курс Иркутского военного училища в 1915 г., числился у меня в партии старшим на практических занятиях по топографии. Узнав, что я в Урге и лежу раненым, он пришел меня проведать. Стали вспоминать хорошее прошлое, и он рассказал все свои мытарства. Говорил о службе в полку и своих успехах на военно — боевой службе. Офицер ускоренного выпуска 1915 г., он к 1917 г. был подполковником, имел золотое оружие. Просидел у меня до поздней ночи и пообещал, что завтра придет к обеду. Долго назавтра его ждали к обеду. Он не пришел. Вечером зашли офицеры и сообщили, что ночью подполковник Яхонтов удушен. В то время, когда Яхонтов сидел у меня, Сипайлов произвел тщательный осмотр вещей Яхонтова и нашел документ, подписанный каким-то большим советским комиссаром. Что было написано в бумаге — не знаю, но вероятно, нечто подобное, что было написано в удостоверении моей жены. Труп Яхонтова вывезли за город на съедение собакам.
Когда убивали евреев в Урге, то молоденькая жена Шейнемана, чтобы спасти свою жизнь, согласилась на сожительство с подполковником Сипайловым. Через неделю сам Сипайлов ее удушил. На смену еврейке Шейнеман появилась молодая, пригожая Дуся. Как и откуда он ее достал и принудил к сожительству — не знаю[59]. Сипайлов любил пображничать и угостить офицеров в отсутствие из Урги генерала Унгерна. Была очередная пирушка, на которой было человек 10 офицеров. Дуся любезно ухаживала за гостями, даря их улыбками и терпя щипки и похлопывания. Когда пили кофе с ликером, Сипайлов исчез. Минут через десять из его спальни раздались характерные сипайловские смешки и голос, призывающий “соратников” полюбоваться на “сюрприз”, специально для них приготовленный. Полупьяная компания гурьбой ввалилась в спальню и увидала на кровати Дусю задушенной. С многих сбежал хмель, и они поспешили оставить гостеприимный дом.
