Стены быстро опустели. Рим остался беззащитным.
Завтра Улд возьмет Рим! Аттила слушал и, прикрыв рот ладонью, смеялся от счастья. Он понял, что Улд обманул римлян, как лисица обманывает собак на охоте.
Когда солдаты и евнух ушли будить императора, Аттила вышел в коридор.
В огромном окне плясало зарево. Аттила смотрел. Ему было тесно, сердце билось в ребра, как в прутья клетки. Оно вырвалось и полетело над завтрашним днем. Зарево стояло уже над всем Римом. Улд ехал по улицам, красный от огня, такой же большой, как отец, Мудьюг. Аттила ехал рядом с ним, он вдыхал его запах, сердце билось. Они взгянули друг на друга и засмеялись: навстречу им конники гнали императора, он был внизу, маленький, босой, за ним – тоже босых – гнали Басса, Гарицо, Уффу, евнуха, Плацидию.
Босые ноги шлепали по коридору. Это был Уффа, в ночной рубашке. Он был белый, жидкий, как тесто, из которого Куна пекла хлеб. Он подбежал к Аттиле, схватил его трясущейся рукой: «Скажи, это верно, что Улд?» – «Верно» – перебил его Аттила и ушел в свою комнату, он рассердился, что Уффа помешал ему видеть Улда.
Он лег на постель и закрыл глаза. Скоро он увидел тот самый треугольный город Радагост, о котором давно, дома, рассказывал странник. Город был в руках у Аттилы. Он сжал руку. Запертые в треугольнике метались маленькие, как муравьи, люди. Аттила сжал руку крепче, люди забегали еще быстрее, и на руку к нему закапал красный сок. Руке стало горячо, он проснулся. Внизу, на дворе, кто-то тонким голосом кричал: «Помогите! Помогите!» Хлопали двери, по коридору стремглав бежали люди. «Улд!» – подумал Аттила. Сердце его взлетело, он побежал вместе со всеми.
Внизу на дворе он увидел волка. Волк уже лежал мертвый, темный на белых плитах. Аттила вспомнил теплоту его шеи, горячий шершавый язык, лизавший руку. Теперь Аттила остался совсем один. Нет, не один: завтра здесь будет Улд! Аттила услышал, как император приказал найти того, кто выпустил волка из клетки. Аттиле стало смешно, это было как игра: они искали его, а он был здесь, рядом с ними.
Во дворце никто не ложился в эту ночь. Она уже шла к концу, небо позеленело, на дворе стало холодно. Все толпились в нижнем зале. Аттила вошел туда и увидел евнуха отдельно от всех. Евнух сидел в полукруглой нише окна, выходившего в парк, перед ним стоял рябой солдат. Аттила сразу же узнал его: этот солдат вечером стоял на часах у ворот и пел, от него Аттила спрятался за водосточную трубу. К солдату подошел Уффа, солдат посмотрел на него, покачал головой: «Нет». Потом так же прошли мимо солдата Гарицо Длинный и другие, которые вечером были с женщинами в парке, Аттила понял.
Он все понял в одно мгновение, без слов, как понимает лисица каждое движение догоняющих ее собак. По телу у него пробежал веселый холодок. Он почувствовал спиною, что сзади него двери во двор открыты. Рябой солдат что-то хотел сказать евнуху, но остался с разинутым ртом, глядя в ту сторону, где стоял Аттила. Все так же без слов Аттила понял, что солдат увидел, узнал его и что теперь нельзя терять ни одного мгновения.
Вскочивший с кресла евнух и солдат и другие уже бежали сюда. Аттила быстро повернулся к дверям.
В дверях стоял горбун. Аттила ошибся: все бежали потому, что увидели вошедшего горбуна. Длинные его руки висели ниже колен, лицо было серое от усталости и от дорожной пыли. Его окружили, спрашивали, дергали, все знали, что он был у хунов, что сейчас он оттуда. Горбун ничего не отвечал, он сказал только: «Пить!» Какой-то солдат дал ему флягу с вином. Евнух с ненавистью смотрел, как, жадно глотая вино, двигался кадык на шее горбуна. «Довольно! Говори!» – крикнул он, не дождавшись, и вырвал у горбуна флягу.
Горбун рассказал, как все произошло. Улд, обогнавши войска, ехал впереди всех. Начальник римской заставы не рассмотрел его в темноте, схватил его коня под узды и крикнул: «Стой! Нельзя».– «Нельзя! Мне?» Улд засмеялся и убил его, а люди Улда убили остальных. Спасся только один – тот самый, какой в начале ночи прискакал во дворец и поднял тревогу. Горбун объяснил Улду, что из всего этого может получиться. Тогда Улд послал горбуна в Рим сказать, что он «пошутил» и что он готов за каждого убитого римского солдата заплатить по два коня.
Из дворца тотчас же поскакали гонцы с приказом гарнизону сойти со стен и вернуться в казармы. Дворцовый зал быстро опустел, все вдруг почувствовали, как они устали в эту ночь. Горбун тоже хотел идти к себе, но остановился: он заметил Аттилу. Таким он его никогда не видел: маленький хун был так бледен, как будто из него выпустили всю кровь. Горбун испугался. «Что с тобой? Ты болен?» – «Не трогай меня!» Аттила оттолкнул руку горбуна и пошел куда-то, ему было теперь все равно, куда идти, потому что Улда больше не было.
Наутро такой же бледный, он стоял внизу, возле устланного красным сукном помоста. Он, не отрываясь, жадно следил глазами за каждым движением Улда. Вместе с другими Аттила поднялся на помост. Улд был теперь близко. Он подошел к Аттиле и взял его за подбородок, Аттила перестал дышать и мгновение не видел и не слышал. Он опомнился только тогда, когда почувствовал: его зубы с наслаждением впились во что-то. Во рту у него стало тепло и солоно, это была кровь Улда, он стал дышать, то, что его душило,– теперь прошло.
Солдаты держали его за руки и вели во дворец. Он слышал, как кричала толпа, но он не хотел смотреть на них, он шел, нагнув голову с двумя торчащими, как рога, вихрами. «Подними морду! Тебе говорю – слышишь?» – Это был голос евнуха, Аттила поднял глаза. Золотые дворцовые ворота блестели, около них стоял рябой солдат, тот самый. Солдат, прищурясь, весело посмотрел на Аттилу и сказал: «Это он!» Синяя нижняя губа у евнуха затряслась, он замахнулся. Аттила оскалил глаза как зубы и взглянул на евнуха, и тот опустил руку. Брызжа от злости слюной, евнух закричал солдатам: «Тащите его туда и заприте, пусть сидит там!»
Железный засов лязгнул и вошел в петли. Аттила был закрыт в пустой волчьей клетке, на дверь повесили большой замок. Рябой солдат повернулся спиной к Аттиле, поднял свою одежду и похлопал себя рукой по голому заду, исполосованному белыми рубцами. Аттила понял. Он бросился к двери, вцепился в прутья и изо всех сил затряс их, железо звенело. Солдаты смотрели и смеялись. Аттила отвернулся от них и стоял, скрипя зубами. На плечах и на спине он чувствовал от их смеха жгучие полосы, как от ударов кнута.
Потом он узнал картавый знакомый голос, это был Гарицо и его компания, с ними было несколько молодых римлян. Изображая хозяина бродячего зверинца, Гарицо ломаным языком расхваливал диковинные свойства запертого в клетке зверя. Жилы на лбу у Аттилы напряглись, ему казалось, что они сейчас лопнут, но он стоял все так же. Что-то толкнуло в бок, в спину. Он не повернулся, но углом глаза увидел конец длинной жерди, просунутой в клетку.
