Вернувшись домой после митинга, Дэн в страшном волнении вновь написал письмо «великому кормчему». Ведь он не мог не понимать, что бунтари атаковали его с ведома Мао. Так значит, его последние униженные объяснения не удовлетворили вождя? «В настоящее время я действительно нахожусь в тревожном состоянии, в полном смятении и растерянности, — сообщил он. — Не знаю, как мне быть. Поэтому я убедительно и слезно (!) прошу и надеюсь, что окажется возможным получить наставления Председателя»243. Так низко Дэн еще не падал!
Но Мао на этот раз не ответил ему, хотя конечно же получил послание. Он находился тогда вне Пекина, и страдания Дэна не очень волновали его. В стране в то время шла настоящая гражданская война между различными хунвэйбиновскими и антихунвэйбиновскими организациями «с использованием огнестрельного оружия»244. Центром столкновений стал Ухань, и Мао решил вмешаться. 14 июля он выехал в этот город, но прибыв туда, почувствовал, что местный гарнизон ненадежен: многие офицеры, в том числе командующий Уханьским и Хубэйским военными округами генерал Чэнь Цзайдао, ненавидели леваков. Испугавшись, что Чэнь арестует его, как когда-то Чжан Сюэлян Чан Кайши, он улетел в Шанхай, где долго не мог успокоиться. Только через два дня он связался с Чжоу Эньлаем, потребовав наказать Чэнь Цзайдао. И тот, разумеется, выполнил приказ, вызвав Чэня в Пекин и устроив ему головомойку на расширенном заседании Постоянного комитета Политбюро245. 27 июля Чэнь Цзайдао сняли со всех постов, а вскоре посланные Линь Бяо войска силой разоружили части уханьского гарнизона. Арестованных солдат и офицеров отправили в трудовые лагеря246.
Что же касается Дэна, то Мао пока играл с ним, как кошка с мышкой. То вселял надежду, то травил. Смерти его он не хотел, да и из ЦК и партии исключать не собирался. И даже 16 июля проговорился одному из сподвижников: «Если у Линь Бяо подкачает здоровье, я все-таки думаю выпустить на сцену Дэн Сяопина. Дэн Сяопин по крайней мере будет членом Постоянного комитета Политбюро»247. После этого он неоднократно заявлял и Чжоу Эньлаю, и Чжан Чуньцяо, и Ван Дунсину и некоторым другим соратникам, что Дэн и Лю — не одного поля ягоды248. Но ему нужно было, чтобы Дэн прошел хотя бы первый круг ада, дабы запомнил до конца своих дней: за любые «ошибки» и «своеволие» он будет наказан, так что должен не умничать, а рабски служить ему, великому человеку. В общем, до прощения Дэну оставалось пока далеко, надо было еще какое-то время помучиться.
Первого августа верные Дэну люди, секретарь и телохранитель, были удалены из его дома. А через четыре дня к Дэн Сяопину вновь ворвались бунтари. Над входом они расстянули длиннющий красный транспарант «Митинг критики и борьбы против Дэн Сяопина, второго самого крупного лица в партии, находящегося у власти и идущего по капиталистическому пути». Фамилия и имя Дэна были выписаны черной краской, в то время как все остальные иероглифы — белой. Дочь Дэна, Маомао, вспоминает: «Они вывели из комнаты под конвоем наших родителей… [и] окружили их плотным кольцом во дворе нашего дома. Кто-то из толпы выступил вперед и насильно заставил отца и маму склонить головы… они также заставили их… согнуть спины: все это называлось „склонить голову и признать вину“. Раздались оглушительные крики: „Долой!“, „Свергнуть!“… Затем они наперебой стали задавать вопросы по существу и требовали ответа. Я отчетливо помню, как особенно противно визжала [какая-то] бунтарка… Бунтари отобрали очки [у] моей мамы, [так как считали их предметом буржуазной роскоши]. Ее голову пригнули к земле, она старалась взглянуть на отца, но не могла ничего разглядеть. Отец плохо слышал, к тому же его заставили согнуть спину, и он ничего не мог разобрать в этом реве. Поэтому он также ничего не отвечал. Когда же он произнес в свое оправдание несколько слов, ему даже не дали закончить и грубо прервали… Этот день так и закончился при страшном гвалте и беспорядке»249.
Дэн был смертельно бледен. Вернувшись в дом, он тут же лег. В последующие дни оставался замкнут, угрюмо молчал, не улыбался и, сидя в кресле, беспрерывно курил. В середине сентября он написал о своем тяжелом положении заведующему канцелярией ЦК Ван Дунсину. Тот показал письмо Мао, но «великий кормчий» запретил отвечать250. А вскоре Дэна постиг новый удар: по высочайшему распоряжению его детей и бабушку Ся выгнали из Чжуннаньхая. Их поселили в получасе ходьбы, в двухкомнатной квартирке на первом этаже небольшого дома. С Дэном же и Чжо Линь остались только повар и слуга.
Так, почти в полной изоляции, Дэн с женой прожили два года. С детьми им не разрешали не только видеться, но и переписываться. Ни о них, ни о других родственниках, подвергавшихся из-за Дэн Сяопина гонениям, они ничего не знали. Им даже не сообщили, что младший брат Дэна, Сяньчжи, работавший в уездном управлении Гуйчжоу, не выдержав преследований, 15 марта 1967 года покончил с собой. Не получили они известия и о преждевременной кончине брата Чжо Линь, Пу Дэсаня, умершего в тюрьме251.
К ним, правда, насилие больше не применялось, и они даже получали ежемесячную зарплату. Довольно большую: Дэну как работнику высшей категории платили 404 юаня, а Чжо Линь — 120, в то время как максимальная зарплата рабочего составляла только 40 с небольшим252. По утрам Чжо Линь, следуя распоряжению сотрудников канцелярии ЦК, занималась физическим трудом: подметала собственный двор. Дэн помогал ей, хотя от него этого никто не требовал. В остальное время они либо читали, либо просто молча сидели в комнате, слушали радио и беспрерывно курили. Чжо Линь тоже пристрастилась к табаку. «Я курю, потому что думаю о детях, — оправдывалась она перед мужем. — А как только смогу увидеть их, тут же брошу»253. На душе у обоих было скверно.
А тем временем мощные враги Дэна в Центральном комитете и в группе по делам «культурной революции», прежде всего жена Мао Цзэдуна Цзян Цин, а также глава спецслужб Кан Шэн и министр обороны Линь Бяо, изо всех сил старались повлиять на Председателя, чтобы окончательно свергнуть бывшего генсека. Делить с ним власть в будущем, когда Мао простит его, они, понятно, не хотели. 5 ноября 1967 года они заострили вопрос о Дэне на одной из встреч с «великим кормчим». И тот, не сдержавшись, поделился старыми обидами: «Лю и Дэн сотрудничали друг с другом. Резолюция VIII съезда [по политическому отчету Лю Шаоци] не прошла через президиум съезда, они приняли ее, не запросив мое мнение. А как только приняли, я тут же выступил против нее. В 63-м году они разработали „[Вторые] 10 пунктов“, а через три месяца [на самом деле — почти через год] опять провели совещание и выработали „[Исправленные] последующие 10 пунктов“. И вновь не запросили мое мнение [Мао лукавит: он прочитал, исправил и формально одобрил документ], я и не был на том совещании. Дэн Сяопина надо критиковать. Прошу Военный совет подготовить статью». Члены группы были уже готовы захлопать в ладоши, но Мао помолчал и добавил: «И все же я считаю, что его следует отделять от Лю Шаоци, надо как-то разъединять Лю и Дэна»254.
