– Видите вон те развалины? – показывает она в сторону руин, поросших высокой травой. Остатки казармы, где размещались курсанты и возле которой, на берегу реки Мухавца, приняли они утром 22 июня свой первый бой. Начальником полковой школы был старший лейтенант Василий Иванович Бытко, награжденный еще за финскую войну орденом Красного Знамени. «Наш Чапай» – называли его воспитанники.
Здесь произошло памятное событие, о котором рассказал в своей знаменитой книге исследователь и летописец брестской обороны писатель Сергей Смирнов. Он привел выдержку из письма бывшего курсанта Зинатова: «Когда наш штаб горел, мы – Амосов, Гущин и я – из огня вытащили полковое знамя и спрятали под кухней-столовой 44-го полка в подвале». Тогда же, во время неудавшегося прорыва к Северным воротам, Тимерян был ранен.
Постояли мы с Аллой Фаритовной возле подвала казармы 333-го стрелкового полка, куда отправили раненого Зинатова. Он был очень слаб, но обузой для товарищей оставаться не хотел. Снаряжал пулеметные и автоматные диски, брел за патронами в склад боепитания. А через день и сам взялся за оружие.
Из воспоминаний Тимеряна Зинатова: «26 июня решили прорваться через Мухавец. С легкоранеными собралось человек сто. К воде под сплошным вражеским огнем ринулись внезапно. На другую сторону переправилось чуть больше десятка. Заняли один из казематов против Трехарочных ворот.
Патронов мало. Еды и воды не было совсем. Днем отстреливались от наседавших гитлеровцев, а ночью пытались найти щель в боевых порядках врага. Но каждый раз нас обнаруживали».
К 30 июня из всей группы осталось четверо. Трое вели огонь через окна, а вторично раненный Зинатов охранял подступы к дверям. Ему отдали единственную гранату. Метнул ее в наступающую группу фашистов. Тут и самого оглушило сильным взрывом…
Дальше – плен, все тяготы концлагеря. Неудачная попытка побега. Второй побег, и возле чехословацкой границы летом 1944 года они вместе с другом выходят навстречу одной из наших частей. Войну он закончил рядовым в составе 277-го гвардейского истребительного противотанкового артполка.
Здесь мне надо бы сделать паузу, поскольку биография солдата Зинатова сменяется биографией Зинатова-строителя. И воспроизводил я ее по письмам, адресованным им в Брестский музей-мемориал и бережно собранным тут с 1958 года в толстой зеленой папке его «дела».
Многое отразилось на листках, написанных размашистым, быстрым почерком! Характер, работа, быт, география… Татарин, родившийся в Башкирии, он стал после войны сибиряком и нашел в этом крае свою новую судьбу. Работа бросает его с одного места на другое, уводит все дальше на восток, в тайгу, в необжитые места. Сначала строил дома в Кемерове и Прокопьевске. Потом трест «Южкузбасэнерго». Томь-Усинская ГРЭС. Затем трест «Ангарскстрой» – строительство железной дороги Братск – Хребтовая – Усть-Илимск. Наконец – БАМ.
Нынче многие склонны злословить по поводу тех «ударных строек» и людей, которые рвались туда, где труднее. Что ж, история рассудит. Но у меня лично нет ни малейших сомнений в чистоте помыслов таких людей, как Тимерян Хабулович.
В домах, которые он построил, живут и будут жить люди. «Люблю что-то сделать и полюбоваться делом рук своих», – вырвалось у него в одном из писем. И в партию он вступил не ради карьеры: какая уж карьера у рядового каменщика и плотника! И медали «За строительство Байкало-Амурской магистрали», которая прибавилась к боевым орденам Славы и Отечественной войны, искренне радовался.
Но вот читаю письма, приближаясь к нашим дням, и чувствую, будто черная туча наползает на былой оптимизм. Нарастают тревога и озабоченность, все чаще звучит горькая усмешка.
Из последних писем в музей Тимеряна Зинатова: «Мы живем „хорошо“ и „счастливо“. Магазины „полны товаров“, и „тепло“ в домах, и морозов сибирских даже больше, чем надо, и для мяса не надо холодильников, оно на балконе хорошо сохраняется, да вот только талоны мешают. Их так много, а продуктов так мало… Вот все В. И. Ленина винят, когда сами работать не умеют, а все заседают по Маяковскому и ждут от немцев и др. помощи. Даже смешно…»
«Привет из далекой Сибири! Поздравляю вас всех, всех, всех с Новым 1991 годом. Желаю вам счастья и здоровья.
Дай Бог нам всем, чтобы мы надолго, навсегда забыли, что есть такое слово – «война». Мы многое пережили, как бы трудно ни было, и разрушенное восстановили. Теперь надо бороться, чтобы построенное не было глупцами разрушено. Это будет страшнее войны. Некоторые дышло истории хотят повернуть по-своему. Надо бороться, чтобы был единый наш Советский Союз, только тогда мы будем уверены, что над нами не повиснет вновь 1941 год. Если мы не будем делить страну на карманные государства. Вот что страшнее войны! Я этого боюсь. Этого нельзя допускать! Это будет смерть всем. Не хотел огорчать вас, но высказать всем об этом – моя обязанность. Это наши предсмертные наказы ветеранов войны».
Читатель, обрати внимание! Письмо написано в канун 91-го года, который стал роковым для нашей страны.
Невероятно больно, однако то, чего так боялся и о чем предупреждал ветеран («страшнее войны»), произошло. И по какой-то зловещей иронии судьбы произошло именно здесь, в Беловежской Пуще, то есть на той самой брестской земле, которая пятьдесят лет назад была обильно полита кровью людей всех национальностей нашего великого Союза, его защищавших. Можно представить, как отозвалось это в сердцах воинов-ветеранов…
Мне хотелось по возможности восстановить последние дни Тимеряна Хабуловича, и по моей просьбе наш иркутский корреспондент Владимир Ермолаев связался с Усть-Кутом. Там, в строительно-монтажном поезде № 288 треста «ЛенаБАМстрой», о нем рассказали очень много доброго.
Мало того, что мастер – золотые руки. Скромнейший человек. Никогда для себя ничего не просил. В военкомате даже не помнили, что в городе живет защитник Брестской крепости. Но за справедливость, когда это касалось других, всегда вставал горой.
Семья? Хорошая, дружная. Настроение же его в последнее время (скверное настроение!) объяснялось, конечно, тем, что творится в стране. Когда ветераны войны еле сводят концы с концами, когда их избивают омоновскими дубинками, когда боевыми наградами, омытыми кровью, торгуют на толкучке, какое может быть настроение?
А в Брест он на этот раз уехал неожиданно для родных и знакомых (вроде не собирался), хотя раньше старался съездить туда почти каждый год. Встретиться со старыми друзьями, возложить цветы погибшим. Увы, ныне и здесь его ждало мало приятного.
Мемориал, некогда принимавший до миллиона туристов в год со всей страны, теперь зачастую пустует. Понятно: не поедут же сейчас сюда из Таджикистана или Грузии, Армении или Азербайджана. Да и многие приезжающие откуда-нибудь скорее побегут на вещевой рынок, нежели в музей. Вот он, холодный ветер забвения!
