После этого пришло время уничтожить неприятельские противотанковые орудия. Фельдфебель Капичке пошел в атаку впереди пехоты, самоотверженно старавшейся прорвать оборону противника.
В это время по неприятелю открыли огонь подошедшие пехотные орудия и танки. Затем командир воспользовался возможностью развить наступление. Его танк сопровождал танк Pz II фельдфебеля Баркова из легкого взвода. Оба танка подошли к насыпи и стали взбираться по ней. Траки гусениц танков взметали гравий, гремели по рельсам и тяжело оседали на шпалы. Не раздалось ни единого выстрела. Затем мы взяли курс на каменный крест. Удастся ли нам благополучно добраться до него?
Наши нервы были напряжены до предела. Внезапно мы почувствовали сильнейший удар в башню машины слева. Нас бросило друг на друга. Мы переглянулись. Снаряд не пробил броню. Затем последовало еще одно убийственное попадание почти в то же самое место. Вражеское противотанковое орудие находилось на дальности прямого выстрела! Снаряды попросту рикошетили. Противотанковое орудие – невидимое, а потому всесильное – прикончит нас, если мы не уберемся восвояси. Танк пополз назад по насыпи – мы все еще приходили в себя от мощных ударов по броне. Затем перевалили через рельсовый путь и спустились по гравиевому уклону.
И тут командир громко крикнул, – нет, – заорал:
– Мины!
Знакомые предметы у основания насыпи. Мы могли подорваться в любую минуту. Но ничего такого пока что не произошло. Ни взрыва, ни разорванной гусеницы. Ни дыры в днище машины. Ничего.
Мы с облегчением переглянулись. Мы не могли поверить своим глазам. Лишь позже пехотинцы сказали нам, что мины не были оснащены детонаторами.
Неприятельское противотанковое орудие так и не было уничтожено. Фельдфебель Капичке погиб. Атака пехоты захлебнулась. На броне башни остались вмятины сантиметровой глубины. Итак, нам в очередной раз повезло!
Полковник отправился с нами в Жамблу. Он хотел осмотреть танк полкового адъютанта, обер-лейтенанта Гудериана, получивший, как говорили, прямое попадание. Вновь вокруг нас жесточайший артиллерийский огонь. Мы сворачиваем в сторону в направлении Эрнажа. Ураганный пулеметный огонь слева напоминает нам, что мы всего в 200 метрах от линии фронта. Прежде чем мы успели повернуть, из мотора вырвался голубой язык пламени. Это произошло сразу после громового удара. Водитель что-то крикнул. Попадание противотанкового снаряда! Пронзительно заскрежетала трансмиссия; машина с резким толчком остановилась. Попадание в трансмиссию![11] Срочно эвакуируемся!
Выдернув водителя с его места, я потащил его к люку. Распутал клубок кабелей на унтер-офицере Рорвильде. Он как раз радировал в дивизию, сообщая обстановку. Мы все выскользнули из самого дальнего от неприятеля люка. Затем в застывшую на месте машину попал еще один противотанковый снаряд. За исключением полковника весь экипаж залег неподалеку от танка. Машина из легкого взвода спешила нам на помощь. Мы на нее надеялись, но ее подбили в 30 метрах от нас. Машину сразу же охватило пламя.
Когда пожар утих, мы насчитали 12 попаданий в наш надежный командирский танк В-01. Неприятель, очевидно, считал, что мы остались в танке. Водитель, обер-ефрейтор Петри, получил ранение. Шрапнель попала ему в голень. Все остальные были целы. Капитан Коллин приказал:
– Бросить машину! Искать полковника!
И правда, где же полковник? Но сначала надо было забрать из танка секретные документы. Выбрав благоприятный момент, я прыгнул в гарь и вонь. Оборудование не пострадало; даже передатчик работал. Буквально в несколько секунд мы с Рорвильдом схватили самые важные портфели, пакеты и бумаги. Последним я взял свой фотоаппарат. Но нам надо было поскорее убираться прочь!
Сразу вслед за этим вокруг нас воцарилась удивительная тишина. Капитан Коллин зажег дымовые шашки. Все окутал дым, закрыв нас плотной стеной. Мы бросились бежать во всю прыть. Первые 20 метров все было хорошо, но затем мы вышли из-под дымовой завесы. И пляска смерти началась снова. Один вражеский пулемет перебивал другой. В тот момент мы стали идеальными мишенями. Свистели пули; по обе стороны от нас взлетали фонтанчики земли. Падение – подъем – бег изо всех сил! Перед нами простиралась наша спасительница – дорога. Каждый нес оборудование и документы, которые мы забрали из танка. Укрытия нигде видно не было. Там, слева – воронка от разорвавшейся бомбы! Скорей туда – только прочь с поля! И тут я почувствовал тупой удар в коленном суставе. Рядом что-то грохнулось на землю. Колено пронзила боль. Оставалось всего несколько шагов до воронки. Я закричал от боли в развороченном колене. Затем упал и не смог подняться. Превозмогая боль, ползком добрался до края воронки и скатился вниз. Капитан Коллин и Рорвильд запрыгнули в воронку вслед за мной. Вытянув ногу, я снял штаны, чтобы осмотреть ранение. Рваная рана на колене. Чашечка была раздроблена и висела только на лоскутах кожи. Пока мы приходили в себя после бега и ловили воздух ртами, над нами свистели пули и осыпалась пыль и грязь. Колено перебинтовали. Сейчас нам не выбраться. Лишь ночь могла спасти нас. Но до наступления темноты было еще далеко. Скорее всего, попробуем в полночь. Необычный перерыв на обед, это точно, но нам посчастливилось уйти из-под града вражеского огня. Все-таки удалось.
Полковник Брайт и унтер-офицер Граф выбрались вместе с Петри, раненным водителем. В ту ночь около 23:00 пехотинцы вытащили нас из нашей воронки. В полночь я добрался до расположения роты связи. Там меня считали погибшим. На носилках, да, но настроение у меня было хорошее.
Гейнц Гюнтер Клозе, унтер-офицер 4-й роты 35-го танкового полка
Ранним утром 5 июня 1940 года началось немецкое наступление на 190-километровом фронте от устья Соммы до канала Уаза – Эна. В 3:30 мы уже выступили из Гузокура и около 6:00 достигли населенного пункта Дрианкур, пройдя через Гиенкур и Солькур. Мы временно сосредоточились слева от шоссе в густом лесу на небольшой возвышенности. Оттуда мы прекрасно видели местность нашего фронта. Небольшой город Перон живописно раскинулся между склонами и перелесками долины Соммы. С возвышенности на берегу Соммы наша артиллерия открыла плотный огонь по французским позициям. Сквозь деревья мы издали видели непрерывные вспышки, вырывающиеся из стволов орудий всех калибров. Все вокруг окутывал легкий туман. Мы лишь слышали приглушенный зловещий грохот мощной канонады. Там, прямо перед нами, проходил фронт!
Едва мы разместили наши машины в перелеске, как штабной мотоциклист привез приказ выступать. Мы направились назад к шоссе на Перон, к которому уже подходили другие роты полка. Мы выстроились в маршевую колонну. Затем прошли через Перон во Флакур, где роты остановились в другом перелеске. Над нашими головами на неприятеля неумолимо надвигались эскадрильи бомбардировщиков. Стояла прекрасная летная погода. За нами, на позициях, стояли немецкие батареи. В тот момент они молчали, потому что в атаку пошла пехота. Французы оказывали упорное сопротивление. Все застроенные районы были превращены в укрепленные пункты. Неприятель сначала пропускал танки, а затем отрезал их.
Наконец около 10:30 авангардные подразделения начали выдвижение. Мы прошли мимо позиций пехоты, после чего французы открыли по нас огонь из пулеметов и противотанковых орудий со стороны Беллуа и Берни слева и Эстре справа. Танки шли в бой широким фронтом, спокойно, как на учениях. Единственное, что выбивало из колеи, – это то, что из-за рева танкового мотора мы не слышали огня противника. Можно было только видеть, как один из наших танков оказывался подбит. Например, старший рядовой танковых войск Деген был убит, когда на мгновение высунул голову из люка, чтобы осмотреться. Мы всматривались во все стороны, широко раскрыв глаза, словно ястребы. Глаз на оптическом прицеле; руки – на рукоятках механизмов наводки и спуска орудия. Мы внимательно изучали местность. Каждый куст, каждый дом рассматривался через прицел. Разумеется, иногда приходилось открывать люк, чтобы сориентироваться и поддерживать контакт с ротой. Весь экипаж танка находился в состоянии повышенной боевой готовности – на кону была собственная жизнь и жизнь товарищей. Необходимо было прорвать позиции врага. Тот, кто первым заметил противника, получал преимущество. Где бы мы ни увидели неприятеля, мы открывали огонь из 75-мм орудия нашего Pz IV или скорострельных пулеметов. Они никогда не подводили нас.
Деревни мы, как правило, обходили стороной, поскольку нам было приказано как можно скорее двигаться вперед. Но неприятель оборонялся как мог. Когда подошли к Абленкуру, французская артиллерия стала бить по нас прямой наводкой. Снаряды ложились справа и слева в опасной близости от нас. Где же находился противник?
Перед деревней был маленький лесок. Казалось, огонь велся оттуда. Итак, мы вышли из зоны разрывов снарядов. Несмотря на это, были потери. 6 наших танков в результате попаданий получили серьезные повреждения; 4 танка загорелось. Подобная картина не способствовала поднятию морального духа, в особенности потому, что мы потеряли еще одного боевого товарища. Машина фельдфебеля Рордантца получилa прямое попадание, а сам он был тяжело ранен. Еще до того, как механик-водитель, ефрейтор Деппе, и радист, ефрейтор Мюллер, успели выбраться из танка, второй снаряд попал прямо в башню, смертельно ранив радиста. Каким-то чудом Деппе ранения не получил и смог выбраться из танка невредимым. Он быстро вызвал помощь. Как только медик Бауэр попытался вытащить Мюллера из башни, третий снаряд попал в башню, мгновенно убив Бауэра. Батальонный хирург, доктор Шульц-Меркель, был ранен шрапнелью. Видит бог, французы отнюдь не плохие артиллеристы!
