О Югославии я знала только то, что видела по телевидению или читала в прессе. Работа не позволяла мне более подробно вникать в события, происходящие в этой стране. Югославия разваливалась. Я же в это время проводила расследования денежных потоков мафии, в мае 1992 года, когда сербы начали этнические чистки в Боснии и Герцеговине, клан Корлеоне убил Фальконе. В январе 1993 года, когда Хорватия чужими руками развязала войну против боснийских мусульман, я занималась арестом Сальваторе Риина, главы клана Корлеоне. В 1995 году, когда боснийские сербские головорезы устроили массовое истребление тысяч пленных мусульман недалеко от Сребреницы, я внедряла новый закон о финансовых услугах с целью выявления грязных денег, в финансовых институтах Швейцарии. Я следила за этими печальными событиями издалека и не могла поверить, что в Европе в преддверии XXI века возможны массовые этнические чистки. По телевидению постоянно шли прямые передачи, и все это происходило всего лишь в часе лета от мирного, ухоженного Тичино. Помню, меня очень разозлил Радован Караджич. Когда он вскоре прибыл в Женеву на мирные переговоры, я, как генеральный прокурор Швейцарии, решила арестовать его и передать Гаагскому трибуналу ООН по военным преступлениям. Мы с работниками прокуратуры стали обсуждать этот вопрос. Но сначала я хотела выяснить, подготовил ли трибунал обвинение против него. Затем стала думать о том, не возбудить ли дело самим. Однако позже мы пришли к мнению, что на данный момент Швейцария, как страна, не обладает юрисдикцией, так как не ратифицировала международную конвенцию против геноцида. Нам сообщили, что никакого обвинения Международный трибунал по бывшей Югославии против Караджича не подготовил, и мы не предприняли дальнейших шагов. Сегодня я жалею, что не проявила настойчивости, хотя и сейчас не знаю, каким образом следовало это делать. Сребреница была всего лишь «безопасным районом» ООН, но арестуй мы тогда Караджича, история пошла бы другим путем.
К 1998 году группа албанских повстанцев, Армия Освобождения Косово (АОК), усилила нападения на сербскую полицию, а албанское гражданское население страдало от ответных мер сербской полиции. Я возбудила дело против албанцев в Швейцарии, которые путем рэкета собирали деньги на приобретение оружия для АОК. Мы вели слежку за двумя грузовиками, полными оружия, пока итальянские власти не задержали их на своей территории. В Швейцарии у меня под арестом находилось несколько албанцев, связанных с торговлей оружием. Но я не могла продолжать следствие, так как никакой помощи от Косово или Сербии мы не получали, и потому не могли выяснить, куда пойдет оружие из Швейцарии и как оно будет использовано. Я послала своего заместителя в Приштину для проведения расследования. В ответ мы получили от албанцев одни угрозы и никакой информации, которую можно было бы использовать как доказательства.
К концу 1990-х годов отношение ко мне банковского сообщества Швейцарии стало меняться, по крайней мере, с внешней стороны. Думаю, некоторые начали понимать преимущества работы банков в правовых Рамках, не допускающих отмывку денег и другую деятельность, связанную с мафией. Деловые отношения с преступниками подрывают доверие к законному бизнесу, особенно к банкам и юристам, а на репутации Швейцарских банков при каждом разоблачении их связи с наркоторговцами и другими представителями организованной преступности оставалось пятно. Сегодня Швейцария — одна из ведущих стран мира в области противодействия отмыванию денег в банковской сфере. Продолжение борьбы зависит только от политической воли.
В 1998 году корреспондент журнала Time спросил меня, о какой работе я мечтаю. «Хочу стать главным обвинителем Международного уголовного суда», — ответила я. Недавно был принят Римский статут, договор, учреждающий Суд, но пройдут годы, прежде чем первый постоянный международный суд по военным преступлениям откроет свои двери. Я никогда не стремилась стать главным обвинителем трибуналов, учрежденных ООН для привлечения к суду лиц, ответственных за военные преступления в Югославии и Руанде, а предполагала служить в должности швейцарского прокурора до самой пенсии. В июне 1999 года, пока мои сотрудники собирали информацию по делу высокопоставленного швейцарского военного, обвиняемого в коррупции, мне позвонил Якоб Келленбергер, госсекретарь Швейцарской конфедерации (сейчас он занимает пост председателя Международного комитета Красного Креста). Келленбергер спросил меня, согласна ли я, если правительство Швейцарии выдвинет меня кандидатом на должность Главного обвинителя Гаагских трибуналов. Я не возражала, но дала согласие в уверенности, что никогда не получу эту должность. Однако такой шаг был нужен Швейцарии, абсолютно нейтральной стране, десятилетиями не вступающей в ООН, которая в очередной раз пыталась снова влиться в мировое сообщество. Келленбергер подтвердил мои мысли: «Шансов, правда, у вас почти нет, так как Швейцария не является членом НАТО или Европейского союза».
В июле я отдыхала в Тоскане, Италия. Мне позвонили из Берна и сообщили, что Кофи Аннан, генсек ООН, хочет незамедлительно увидеться со мной в Нью-Йорке и обсудить мое назначение на пост Главного обвинителя Гаагского трибунала. Я все еще считала, что у меня нет никаких шансов получить эту должность. Фактически, она мне была не нужна. Я ответила, что не буду прерывать отпуск лишь для того, чтобы слетать в Нью-Йорк на встречу, не имея для этого серьезных оснований. Через месяц у меня была запланирована поездка в Мексику по делу Салинаса. Я сказала, что могу остановиться в Нью-Йорке, если у Аннана не пропадет желание встретиться со мной.
Итак, в августе я на несколько дней задержалась в Нью-Йорке. В представительстве Швейцарии в ООН мне сказали, что Аннан действительно намерен назначить меня на эту должность в Гааге. Недавно закончились натовские бомбардировки Сербии. Россия и Китай не хотели, чтобы новый главный обвинитель назначался из стран НАТО, а страны НАТО явно не желали назначенца из России, Китая или бывших неприсоединившихся стран. Первый обвинитель трибунала был из Южной Африки. Наиболее приемлемый компромисс представлял собой кандидат из Швейцарии, которая не входила ни в НАТО, ни в Европейский союз, ни в ООН.
«Нет, я не могу принять это предложение, — заявила я. — Ни в коем случае. Я — генеральный прокурор Швейцарии и готовлюсь к важному судебному процессу. Его провести могу только я. Мой заместитель не справится с этой задачей».
За день до встречи с Аннаном, во время пробежки в Центральном парке, я обдумывала свой ответ: «Bene, скажу я им. Спасибо, нет. Нет, нет, нет, grazie». На следующее утро, перед моим визитом в штаб-квартиру ООН, глава представительства Швейцарии в ООН сообщил мне, что президент Швейцарии Рут Дрейфус хочет поговорить со мной по телефону. Дрейфус сказала, что мое согласие на эту должность повысит престиж Швейцарии. Она очень настаивала на своей просьбе, и в заключение разговора я сказала, что подумаю.
