Ташкент
Местное население в Ташкенте относилось очень хорошо когда мать проходила мимо котлована с дочкой то рабочие выскакивали и говорили: «кизимка чиройли «то есть девочка красивая и угощали всем, что у них было. Мужчины все ходили в белых штанах с мотней до колен с веревкой вместо резинок. Печек в домах не было, согревались тем, что в центре комнаты разводили в сандалах ямке костер, садились вокруг него и согревали ноги под одеялами. Кроватей тоже не было у стены как правило была уложена высокая стопка из матрацев, это как половинки наших стеганых одеял., спали все на полу. Ходили в основном на босу ногу в резиновых глубоких калошах, которые до сих пор называют узбекскими, и только зажиточные носили сапожки- ичиги из тонкой кожи, с калошами. Перед входом в дом калоши всегда снимали и когда появились первые трамваи один старик перед входом снял калоши. Трамвай тронулся, он закричал Вай дот! калоши остались на улице. Он думал это дом. Вот такие были неувязки бытовые По маленькому ходили сидя на корточках и когда доходило до конфликтов на бытовом уровне и русским говорили, чтоб уезжали в свою Россию, им отвечали уедем когда научим вас делать это стоя. Кто знал, что впоследствии так это и получится.
Деньги мужчины хранили в платках, которые наматывали затем вокруг талии, по ним можно было узнать и количество жен, оно соответствовало их количеству. У них было принято многоженство.
В стране был голод Надя сильно болела умерла. Отец ее очень любил, со стаканом выходил навстречу к брату, который из колхоза возил молоко в бочке, просил стакан молока для больной дочери, но он не давал. Страх видимо был такой силы, что за это могли сильно наказать. Позже умер и второй ребенок- мальчик. Мама поначалу работала на дому у богатых евреев. после обеда они просили ее отнести макароны по флотски собаке. Украдкой удавалось съесть пару штук и думала, что дома дочь голодная, больная, а тут деликатесы для собаки, а попросить и жаловаться стеснялась. Хозяева ей очень доверяли, по тому что однажды при мытье полов она нашла под кроватью и отдала им золотое кольцо. Скорей всего это была проверка на честность.
Потом стали приезжать из Самары русские и женщины обманывали мужчин узбеков, за что те стали называть их нарицательным именем самарская Маруська.
Ссылка
Их не били, не вязали, не пытали пытками,
Их везли, везли возами с детьми и пожитками.
А кто сам не шел из хаты, кто кидался в обмороки-
Милицейские ребята выводили под руки.
«Что же там? Как?
Да так. Хороший край
В лесу, в снегу стоит барак
Ложись и помирай».
Александр Твардовский, поэма «Страна Муравия»
О жизни на Севере знали только со слов родственников. Поначалу поселили всех в какую-то не обогреваемую церковь, заставленную голыми нарами. Когда начали болеть и даже умирать дети, то разрешили уезжать тем детям, кому было куда возвращаться. Так уехал к своей тете наш дядя Леня учиться на родине, как сыну врага не дали возможности и они с ней приехали в Ташкент. Он поступил учиться в рабфак, а затем в мединститут. Я видела его фотографию, он таким показался полным, а мама сказала, что это он от голода распухший был. В институте встретил свою будущую жену. Он терапевт, она гинеколог. На войну его взяли с последнего курса. Всю войну прошел без ранений, и потом на три года его оставили в Германии. Родители их на Севере принимали участие в строительстве лесхоза, дедушка даже был избран в какое-то правление. Жизнь понемногу налаживалась. Там же на севере у них родился самый младший сын Павел. Летом боялись лесных пожаров и потому все ценные пожитки уносили к реке. Рядом протекала река Сухона, так как дедушка был ветеринарным фельдшером, то от местных жителей иногда перепадали какие- то сбои от домашних животных. Так однажды бабушка сготовила шикарный борщ и легла на кровать в ожидании похвалы от деда, так как он молчал, и на ее вопрос как борщ? Ответил: «ничего есть можно». Возмущенная, она соскочив с кровати, открыла кастрюлю, борщ не тронут. Оказывается он поел то, что было в соседнем ведерке для козленка. Он вообще был не брезгливый и не требовательный. По молодости доводил ее тем, что изображал как обсасывал муху, выловленную в тарелке. И наслаждался когда она выскакивала из-за стола – ее рвало. У него были ровные красивые зубы и вообще он был похож на пчеловода. Бабушка часто с восторгом вспоминала северные поля, покрытые Иван-чаем Особенно после пожарищ он разрастался.
Мама как-то раз со старшей дочкой приезжала к ним они уже забыли, что были когда-то высланы туда Две дочери выучились. Держали пасеку. Было много меда. Дядя Леня после войны добился их реабилитации и они приехали к нам в Ташкент. На предпоследней станции перед Ташкентом дедушка отстал от поезда. Пошел за кипятком, так с чайником и остался. Встречали его позже, благо начальником товарного вокзала был двоюродный мамин брат. Помог связаться чтоб его отправили с каким-нибудь проходящим поездом.
Для дедушки нашли работу на мясокомбинате, так они попали в Янги-Юль. Тетя Оля работала в совхозе в 5-ти км от них, Маша в городской библиотеке.
Бабушка очень болезненно относилась к тому что ее считали безработной, когда ее спрашивали в больнице место работы отвечала, что работает у деда
Терпеть не могла модную в то время песню.
Я назову тебя зоренькой, только ты раньше вставай,Я назову тебя солнышком, только ты дольше свети.
Говорила только мужчина мог такое сочинить. Раньше вставай, позже ложись
Ей нравилось, когда мы приезжали к ним в красивой одежде, а не абы как. Даже головные платки покупали ей светлые, красивые, не любила старушечьи темные. Современная жизнь ей больше нравилась говорила: «наши бы родители сказали, что скотиняки во дворе нет, а они на белых простынях спят». Была легка на подъем и в возрасте более восьмидесяти лет сама на поезде ездила к родственникам в Оренбург.
У дедушки были очень красивые и прочные зубы. Перед смертью он рассказал, что зубы ему заговорила в молодости какая-то сельская знахарка и что об этом никому нельзя говорить. После этого они все у него буквально посыпались
