В конце лета 1940 года, пробыв в Сувалках несколько недель, многие из состава 161-й дивизии были отосланы назад в Рейх, чтобы попасть в другие части. Я помню, что из полкового штаба 371-го пехотного полка осталось только несколько офицеров кавалерии и полковой адъютант — в последнем случае, видимо, чтобы ввести в ход дела нового командира. Адъютант был в звании обер-лейтенанта и родом из старой семьи силезских дворян. Позже он покончил с собой, когда открылись его гомосексуальные отношения с подчиненным. Я узнал об этом только несколько лет спустя от одного из его двоюродных братьев, который оказался вместе со мной в Румынии. Полковник Невигер, всегда хорошо отзывавшийся о своем прежнем адъютанте — и, конечно, справедливо, — никогда нам ни о чем подобном не рассказывал, хотя скорее всего он был в курсе. Вероятно, все это дело его крайне беспокоило, потому что он часто ставил нам своего адъютанта в пример как отличного офицера.
Покинув 161-ю дивизию, мы вновь отправились через весь Рейх, с востока на запад, и оказались в Людвигслусте, в Мекленбурге. Здесь мы присоединились к недавно сформированному 677-му пехотному полку 332-й пехотной дивизии. Людвигслуст был местом жительства прежнего великого герцога Мекленбурга, который сошел с престола в 1918 году. Как наша Восточная Пруссия, Мекленбург был главным образом малонаселенной аграрной землей, в которой 60 процентов территории принадлежало 1 проценту фермеров — в основном дворянам. В Людвигслусте жило приблизительно 14 000 человек. Перед Второй мировой здесь был гарнизон 14-го кавалерийского полка. Командующим тогда был полковник (впоследствии генерал-майор) Фридмунд фон Арним. Во время нашего присутствия в Людвигслусте там стояла резервная кавалерийская часть под командованием полковника Фрейхера фон Родде, с адъютантом лейтенантом графом фон Бернсдорфом.
Один карьерный офицер как-то рассказал мне о небольшом эпизоде, который якобы произошел в офицерском зале кавалерийской академии Ганновера. Одного офицера артиллерии направили туда для получения высшего образования в искусстве верховой езды, но у его фамилии не было дворянской частицы «фон». Раз, сидя за столом, он взял на себя смелость произнести несколько слов и был тут же перебит одним из офицеров-кавалеристов: «Если ты артиллерист да еще и буржуазного происхождения, то держи рот закрытым и стыдись себя!» Учитывая подобное отношение, вполне понятно, что в Людвигслусте к нам, гренадерам из Восточной Пруссии, относились с большим подозрением!
Когда наш новый скромный адъютант, родом простолюдин, робко спросил своего благородного коллегу, могли бы наши офицеры использовать офицерский зал кавалерийского полка для собрания, ему было категорически отказано. Оправданием стало то, что в зале находилось много ценностей, включая подарки прежних правящих домов Мекленбурга, и нам нельзя было его посещать. Наш небольшой полковник был рожден кавалеристом, прежде служил в 8-м уланском полку, женился на дворянке и только из-за неудачного стечения обстоятельств в конце концов оказался в пехоте. Ему причинило сильную боль столь предвзятое отношение товарищей его же собственного рода войск. Наш полковник позвонил адъютанту кавалеристов и спросил его, нельзя ли убрать эти ценности, чтобы нам было временно дозволено пользоваться офицерским клубом.
Адъютант ответил с чрезвычайным раздражением, так как этот вопрос был явным сарказмом. Но отвечать подобным образом нашему полковнику было ошибкой, поскольку полковник Невигер был в любое время готов сделать быстрое, едкое и часто крайне обидное замечание. К примеру, однажды мы ехали на поезде через один город. Наш полковой ветеринар обратился к командиру и сказал: «Герр полковник, здесь в Ландсберге я зарабатывал свои шпоры как ветеринар». Невигер быстро ответил: «Но затем-то вы их сняли», намекая, что ветеринар более не был особенно хорошим всадником. В другом случае его адъютант, также кавалерист, как и полковник, принес извинения за опоздание на обед, объясняя, что он только вернулся с занятий верховой ездой. Не отрывая глаз от тарелки, командир полка ответил: «Хорошо, если вы желаете назвать то, чем занимаетесь, верховой ездой».
Несколько дней спустя после того, как господин из кавалерии отказался дать нам воспользоваться их залом, полковник Невигер встретил на улице этого парня, лейтенанта графа фон Бернсдорфа, и сцепился с ним. Предметом конфронтации не был, однако, презренный способ, которым он отказал нам в использовании их зала, а то, что адъютант носил форму и отдал честь не по уставу. «Вы не возражаете застегнуть воротник вашего мундира, граф фон Бернсдорф? — произнес полковник с лучшим берлинским акцентом. — Вы не генерал, и у вас нет медали на шее! И если у вас есть такая возможность, узнайте у профессионального офицера, как лейтенант должен отдавать честь полковнику!» Этим он буквально ошеломил молодого дворянина. Полковник Невигер оставил его одного и, довольный, продолжил путь.
Мы провели свое собрание в соседнем городе, в современном клубе местной бомбардировочной эскадрильи Люфтваффе. Они сразу предложили нас выручить. Большая часть женского населения была уже впечатлена молодыми, украшенными наградами пилотами эскадрильи, к недовольству высокомерных, старых и скучных кавалеристов резервного полка. Было очевидно, что даже местные дворянки, включая королевских особ, предпочли летчиков кавалеристам. К сожалению, наше мероприятие, которое проводилось вместе с пилотами, не прошло без эксцессов. Один из наших командиров батальонов, немолодой майор, поссорился с хозяевами зала из Люфтваффе. Он попытался выиграть спор, используя свое звание, что, конечно, было плохо воспринято другими пилотами. Мы, младшие офицеры, спонтанно стали на сторону молодого капитана Люфтваффе, и я, возможно, зашел слишком далеко. Позже майор зло отплатил мне.
Народ Мекленбурга и их великий герцог, как известно, являются потомками славянского племени бодричей, которое обосновалось в области между реками Траве и Варнов примерно в 500 году нашей эры, после того как эти земли покинули германцы. В двенадцатом столетии князь бодричей стал сувереном германского Рейха, и его люди приняли христианство. В 1815 году Мекленбург стал великим герцогством.
После проживания в долине Ары, среди потомков римских легионеров и западноевропейских народов, мы — восточные пруссаки — познакомились с другой ветвью нашего немецкого народа. В отличие от живого, разговорчивого народа долины Рейна, люди здесь казались более спокойными и более осмотрительными. Их особенно заботили хорошие манеры — возможно, причиной этого было присутствие великого герцога и многочисленных дворян.
