Если вспомнить жестокий опыт предшествующих кровавых царствований Тиберия, Калигулы да и Клавдия, то трагическая развязка взаимоотношений Агриппины и Нерона не выглядит чем-то из ряда вон выходящим.
Самое начало царствования Нерона, казалось, не предвещало рокового противостояния матери и сына. Внешне Агриппине оказывались всевозможные почести. Размешенной в Палатинском дворце когорте Нерон сам дал пароль Optima Mater — лучшая мать. По постановлению сената августе-матери были даны двое ликторов. Ликторы до сих пор давались только официальным магистратам — должностным лицам, исполняющим государственные обязанности, к каковым Агриппина не имела и не могла иметь отношения. Сенатским же постановлением Агриппина была назначена жрицей вновь учрежденного культа божественного Клавдия. Ее изображения появились на монетах. Монеты, вошедшие в обращение в декабре 54 года, имели профили Агриппины и Нерона, обращенные друг к другу. Титул Агриппины помещался на аверсе — лицевой части монеты, а правящего императора Нерона — на реверсе, обратной стороне. В монетах 55 года профили Агриппины и Нерона были уже наложены друг на друга, профиль Нерона был слегка выдвинут вперед, и оба располагались на аверсе. Титулы уже поменялись местами.
Историки часто сравнивают положение Агриппины первых месяцев царствования Нерона с положением Ливии, вдовы Августа в начале правления ее сына Тиберия. Разница здесь совершенно очевидна. Тиберий не оказывал матери особых почестей, ее положение при дворе не выглядело положением соправительницы. В то же время Тиберий всемерно подчеркивал преемственность своей политики, и потому его верность заветам Августа не могла не импонировать Ливии. У Агриппины все шло иначе. Внешний почет, оказываемый ей и сенатом, и самим принцепсом — Нерон часто появлялся на улицах Рима в паланкине матери, — не мог скрыть главного: политическое влияние Агриппины с самого начала стало встречать скрытое, а в дальнейшем все более заметное сопротивление сына. Его в этом, безусловно, решительно поощряли Бурр и Сенека, резонно полагавшие, что именно им, мужам государственного ума, надлежит руководить политикой молодого и неискушенного в политических делах цезаря, а уж никак не его матери, пусть и обеспечившей ему престол. Амбициозность августы-вдовы лишний раз напоминала всем о преступлении, лежавшем в основе случившейся перемены властителя. А ведь правление нового цезаря должно было изначально выглядеть прекрасным и справедливым, не напоминающим недавние мрачные времена…
Надо сказать, что начало «золотого пятилетия» Нерона не стало свободно от злодеяний. По наущению Агриппины был отравлен проконсул провинции Азия Юний Силан. Вся вина его заключалась в том, что был он праправнук Августа и потому тоже мог претендовать на престол. Погиб Силан без ведома Нерона, но погублен был во имя его царствования. Вскоре, однако, уже сам юный принцепс оказался запятнан родственной кровью — по его повелению был отравлен Британник, сын Клавдия и Мессалины, чьи права на престол были совершенно очевидны. Роковую роль в его судьбе сыграла Агриппина.
Уверенность Агриппины в безусловной покорности сына, лишь благодаря ее усилиям, пусть и преступным, обретшего высшую власть в Риме, стала стремительно улетучиваться в первые же месяцы правления Нерона. Юный цезарь стремительно взрослел и чем далее, тем более начинал стремиться выйти из-под жесткого контроля матери. Агриппина же со своей стороны старалась предельно жестко следить за всеми делами сына, подчеркивая свое неотъемлемое право строго судить их. И не только дела, но и намерения, слова. Эти обстоятельства и стали началом разрыва между матерью и сыном, вдовствующей императрицей и действующим императором. Светоний прямо указывает первопричину озлобления Нерона против Агриппины:
«Мать свою он невзлюбил за то, что она следила и строго судила его слова и поступки».[40]
Недоумение, а затем и раздражение Агриппины Нерон стал вызывать сразу после принятия высшей власти. Предоставление сенату древних прав издавать свои постановления вызвало сопротивление матери молодого цезаря, поскольку это шло вразрез с указами Клавдия, являлось отменой ряда их. Более того, сенаторы настояли на том, что обсуждение своих будущих постановлений они проведут во дворце. Агриппина, скрытая от глаз сенаторов занавесом, закрывавшим специально пробитую дверь позади сидений сенаторов, могла слышать все их разговоры. Обнаружив малоприятные для себя новые черты в поведении сына, августа-мать решила показать всем, а главное Нерону и его советникам, что она в государстве фигура, равноценная самому принцепсу. Как-никак она его таковым сделала, а не воспитатели и нынешние наставники. Когда в 54 году Нерон принимал армянское посольство, Агриппина, внезапно появившись в зале, вознамерилась подняться на возвышение, где находился сам император, и сесть рядом с ним. Мать и сын вместе правят Римом — вот что означала эта неслыханная дерзость. Ведь при Клавдии они сидела на отдельном помосте, а не непосредственно рядом с принцепсом. В зале все оцепенели, но конфуза не случилось: быстро сориентировавшийся Сенека подсказал Нерону выйти навстречу матери. Как писал Тацит: «Под видом сыновней почтительности удалось избежать бесчестья».[41]
Причиной первого прямого столкновения Нерона с матерью послужили вполне естественные перемены в его личной жизни, стремление обрести в таковой независимость. Брак с Октавией не мог принести Нерону личного счастья. Он был заключен вовсе не по любви. Нерон женился на дочери Клавдия и Мессалины, сестре Британника, а значит, и на своей сводной сестре в 53 году в возрасте шестнадцати лет. Брак этот имел для Агриппины смысл прежде всего политический, поскольку он еще более закреплял позиции Нерона в правящем роде Клавдиев. В истории редко встречаются случаи, когда молодые люди, в подобные браки вступавшие, бывали счастливы. Трагическим по своим последствиям стал и брак Нерона и Октавии. Сама Октавия ни в чем не походила на свою мать, ставшую на века символом самого чудовищного распутства. Добрая, мягкая, лишенная честолюбия, она была совершенно не склонна не только к распутству, но и ко всякого рода увеселениям. Она была верной и преданной женой Нерона, все источники того времени говорят о безупречности ее поведения, но… не любил ее Нерон. Не блистала Октавия и красотой. Учитывая разницу, а попросту говоря, противоположность характеров молодых супругов, Нерону с Октавией должно было быть скучно… Поэтому не стоит удивляться, что вскоре Нерон впервые в жизни по-настоящему влюбился в полную противоположность своей несчастной жены. Муж правнучки родной сестры Августа Октавии Младшей стал возлюбленным вольноотпущенницы Акте, вчерашней рабыни, а ныне одной из самых прекрасных и известных гетер Рима. Тогда же у Нерона появились новые друзья-наперсники — двое блестящих молодых людей Марк Отон и Клавдий Сенециан. Сенециан был сыном вольноотпущенника императора Клавдия, а Отон был знатного рода, принадлежал к семье консула. Этому молодому человеку суждено было сыграть определенную роль в судьбе Нерона, оставить свой след в истории Римской империи и даже побывать с трагическим, правда, исходом некоторое время на троне.
