Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

Но мои дети – нет. Порой складывается впечатление, что предметный мир не поддается их контролю. Однажды мой младший сын – он был тогда дошкольником – пришел домой с фиолетовым пятном на штанах. Он сказал, что это был пирог. (На самом деле он сказал «тарт».)

– Как ты умудрился испачкать пирогом попу? – спросила я, не представляя себе, как такое могло произойти.

– Я не виноват. Он упал на стул, а я на него сел, – объяснил сын.

– Ты что, репетировал комедию?

Я уже много лет ничего не теряю. Но даже сейчас мои дети, которые стали старше, не способны найти свои футболки. Старший сын часто ходит по дому, бормоча: «Я потерял свои шарики!» (Он имеет в виду реальные стеклянные шарики, в которые они играют в школе.) Когда мы уезжаем в путешествие, я каждому из детей выдаю отдельные пакеты для белья, но они упорно укладывают чистое вперемежку с грязным.

Но мои компетенции выглядят не так блестяще, если речь заходит о фактических знаниях и моральных и квазифилософских вопросах. Угадай, кто мой третий самый любимый футболист! Почему мы не подали тому бездомному? Во скольких странах меня рвало? Почему Гитлер не любил евреев? Особенно неуютно я себя чувствую, когда они заводят разговор на религиозные темы.

– Если бы Бог существовал, каждый день светило бы солнце. Сегодня пасмурно, значит, Бога нет, – заявил мой старший сын, когда на пикнике нас застал дождь.

– Я бы назвала это погодным доказательством, – ответила я.

В некоторых случаях мне удается вывернуться, но, поскольку я иностранка, это получается не всегда. Я прожила во Франции дюжину лет, но многие бытовые аспекты до сих пор ставят меня в тупик. Мои дети, которые родились здесь и ходят во французские школы, быстро поняли, что у меня проблемы с французской грамматикой на уровне третьего класса и я не умею по-французски делить в столбик. Они просят, чтобы я давала им прочитать каждую записку учителю или родителям их друзей. Как-то раз я позволила себе проявить креатив, составляя приглашения на день рождения близнецов, и услышала от младшего сына дипломатичное: «Мам, честное слово, так никто не говорит!»

Мои дети видят: тот факт, что они имеют родителей-иностранцев, дает им определенные преимущества. Когда они употребляют нехорошие французские слова, я этого часто не замечаю. Я выяснила, что одно словцо считается неприличным, только когда приглашенный к нам с ночевкой приятель сына воскликнул: «Твоя мама разрешает тебе так ругаться?»

Я стараюсь затащить детей в свое американское царство, где у меня множество талантов, в том числе безупречная грамотность. Мы с Саймоном говорим с ними только по-английски. Мы покупаем им английские книжки. Но это не делает из них носителей американской культуры. Даже говоря по-английски, они строят фразы по правилам французского языка («Она мокрая, эта трава?») Есть слова, которые они видели только в книгах, и не знают, как их произносить. В День перемирия Фасолинка сказала мне, что их класс водили смотреть табличку в память о Первой мировой войне, и назвала ее «плейк» (plake) вместо «плэк» (plaque). Если она расстроена, она говорит, что она «дивэстед» (de-VAST-ed).

– Девэстейтед, – поправляю я ее.

Я постоянно вынуждена переводить с их английского на свой.

– Что такое «пи-о-не-ер»? – спросила Фасолинка, когда я готовила ужин.

– Что-что?

– Пи-о-не-ер? Ну, эти, которые жили во времена Лоры Инглз-Уайлдер?

– Давай по буквам.

– P-I-O-N-E-E-R.

Мне удается объяснить им, в чем соль американских шуток, хотя бы водевильного уровня. Моим детям нравится шутка о том, сколько требуется еврейских мам, чтобы вкрутить лампочку. («Спасибо, со мной все хорошо, я просто посижу здесь в темноте».) Еще они обожают анекдот про сына, которому мама дала два свитера, и в одном из них он спускается на первый этаж. Мой младший сын рассказывает его с изумительным франко-еврейским акцентом: «А шо, второй тебе не понравился?»

К моему восторгу, они взяли на вооружение некоторые американские выражения, но выбрали их сами. Как истинные французы, мои сыновья хохочут над идиомой «Кто нарезал сыр?», которая в английском означает: «Кто испортил воздух?» Фасолинка, которая обожает американские сериалы, частенько говорит «Заткнись!», имея в виду: «Расскажи еще что-нибудь интересное».

– У меня просто кровь кипит, – сказала я как-то, когда была сильно рассержена.

– Надеюсь, это просто такое выражение, – испугалась она.

В отличие от меня они используют только шкалу Цельсия. Одним теплым днем я посмотрела за окно на термометр и назвала им температуру по Фаренгейту, чем привела их в ужас.

– Нам нельзя выходить из дому! – воскликнул один из сыновей. – Мы же сгорим!

Завершающим штрихом моего проекта по их американизации было бы отправить их в летний лагерь в Соединенных Штатах. Три недели в обществе ровесников из пригородов Бостона сделают в плане культуры то, что недоступно мне. У них возникнет эмоциональная связь с моей страной, и они выучат американский сленг.

Я заказала несколько буклетов и показала детям рекламный фильм, в котором дети их возраста сидели у костра и рассказывали о своих новых друзьях. У меня по коже бежали мурашки, когда я видела, как они купаются в озере, на берегу которого растут деревья, как я когда-то. За кадром звучала жизнерадостная музыка.

Но мои дети пришли в ужас. Они выросли во Франции и не верят, что кто-то может быть таким оптимистом по собственной воле. Фасолинка решила, что это видео с заложниками:

– Их же заставили нести всю эту пургу! Неужели ты сама не видишь?

Ее смутил не только «дух товарищества». Ей явно не хотелось вставать по горну и петь хором.

– Мама, у меня не будет твоего американского детства, – сказала она. – Я не хочу вставать в семь утра и плести браслеты. Не хочу, и все. Смирись с этим.

Когда на Рождество мы навещали семью Саймона в Лондоне, я постоянно просила его родственников повторить, что они