Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

– Разумеется, любовь существует, – продолжил он. – А смерть – нет. Или, как минимум, не существует наша собственная смерть. У нас есть доказательство смерти других, но только не нашей собственной.

Вернувшись домой, я ничего не сказала Саймону. Ни про свои уши, ни про любовь, ни про смерть. Стареть бок о бок со своим партнером – странная штука. Иногда лучше делать вид, что вы не стареете. Наверняка есть вещи, о которых он не рассказывает мне. Иногда я прошу его повторить ту или иную фразу, хотя, думаю, он знает, что в том, что я не поняла его с первого раза, не только его вина. У нас негласное соглашение: он притворяется, что у меня такой же острый слух, какой был, когда он взял меня в жены, а я притворяюсь, что слышу каждое его слово.

– У тебя есть любовник? – спросил меня Чарли, когда мы шли по площади Республики.

Чарли – мой школьный друг. В Париж он приехал со своей женой и сыном. Мы с ним гуляли неподалеку от моего дома. С годами он нисколько не изменился: красивый, умный, обаятельный. В пятнадцать лет я была по уши в него влюблена – как и многие другие девочки из нашего класса. Он женился на Лорен, с которой вместе учился в колледже. Теперь она занимается медицинскими исследованиями. Чарли работает на полставки и присматривает за их сыном.

Его вопрос меня удивил. Раньше мы никогда не обсуждали эту тему, да я и не очень это люблю. Мы с Саймоном не сторонники группового секса и дорожим супружеской верностью. Наша цель – успеть к одиннадцати часам вечера заснуть.

– Нет, у меня нет любовника, – ответила я, стараясь не выдать свое смущение. – А у тебя?

– Да. И у меня, и у Лорен. – Он широко улыбнулся.

– И как часто ты встречаешься со своей… подружкой?

– Раз в три недели. Примерно. Было время, когда у Лорен появился любовник, а у меня нет. Это было ужасно. Пришлось задуматься. Я решил, что мне тоже надо кого-нибудь найти. Так и получилось.

Он имел в виду, что каждому приятно видеть, что его партнер вызывает интерес еще у кого-то. Кроме того, состояние влюбленности придает нам энергии.

– Совсем не обязательно доводить дело до постели, – продолжил он. – Иногда тебе просто нужен электрический разряд от прикосновения другого человека. Это позволяет сохранить динамику в отношениях с женой. Я не хочу, чтобы моя жизнь превратилась в рутину.

Судя по всему, Чарли польстил мой ошарашенный вид. Он всегда был горазд на выдумки. Когда нам было по 15 лет, он познакомил меня с музыкой регги, и это произвело на меня неизгладимое впечатление. У меня мелькнуло: может, он завел разговор на эту тему потому, что захотел изменить своей любовнице со мной? Столько лет прошло, но между нами по-прежнему проскакивала искра. Во мне словно проснулась некая частица меня, о существовании которой я забыла. Он сыграл для меня роль Прустовой мадленки.

Я рассказала ему о своей единственной супружеской почти измене: несколько лет назад на свадьбе у подруги я целовалась с посторонним мужчиной. Я выпила, и мне было хорошо. Свадьбу праздновали на ферме. Дальше у нас не зашло, но потом я чувствовала себя так, словно совершила непростительный поступок. Моногамия – довольно странная штука, но я всегда придавала ей большое значение.

Чарли мой рассказ не впечатлил.

– Флиртовать и с кем попало целоваться на свадьбе? Да это просто надо признать совершенно нормальным! – воскликнул он. И добавил, что однажды тоже был с женой на сельской свадьбе. Там они познакомились с еще одной парой и занимались сексом вчетвером. – Знаешь, чего я хочу сейчас? Чтобы у нас был общий любовник.

Он рассуждал об этом настолько спокойно и уверенно, что я почувствовала себя полной идиоткой. На шкале неверности мой показатель – единица; его – восьмерка.

Чарли убеждал меня завести любовника, еще и настаивая, что одного будет мало:

– Надо сделать это раза три-четыре, потому что поначалу тебя будет грызть совесть и ты не сможешь расслабиться и получить удовольствие.

Он решил меня поторопить:

– В твоем возрасте ты все еще хорошо выглядишь, но откуда тебе знать, как долго это продлится?

Неужели для меня и правда настали последние годы сексуальной привлекательности?

Примерно то же я слышу и от многих других. «Ты не думаешь, что у тебя осталось лет пять, после которых уже никто не захочет с тобой спать?» – спросил меня один писатель под сорок. Приятель-канадец, мой ровесник, недавно рассказал мне, что на днях на углу улицы какая-то женщина лет пятидесяти вдруг схватила его за пах и поцеловала в губы. Подчеркивая, как ему было противно, он без конца повторял: «Ей было не меньше пятидесяти!» Сегодня практически не осталось людей, над которыми вы имеете право зубоскалить, видя их по телевизору. Исключение составляют тетки в возрасте: вы смело можете заявить, что вам было бы отвратительно смотреть на них голышом.

Но и из этого исключения есть свои исключения. Мой друг, общественный активист, с восторгом рассказывал мне о «потрясающе сексапильной шестидесятилетней женщине», с которой познакомился на свадьбе.

– Она была девушкой Бонда, – объяснил он.

– То есть она выглядела как бывшая девушка Бонда? – уточнила я.

– Нет, в молодости она и правда снималась в фильме про Джеймса Бонда.

Американки, которым за 40, как правило, регулярно занимаются сексом. Но по данным официальной статистики, треть женщин за 50 в последний раз занимались сексом год назад или раньше. Среди шестидесятилетних таких уже почти половина. Семьдесят лет – это практически целибат. Такая же печальная статистика касается и британских женщин. Мужчины утверждают, что у них все намного лучше – в любом возрасте.

Обычно я стараюсь не произносить слово «менопауза» из иррационального страха: стоит его сказать, и оно материализуется. (Достаточно посмотреть на новорожденного младенца, и почувствуешь прилив грудного молока.) Я