Я предупреждал, что то или иное решение прекратит созданную одиозность, а оставление в нынешнем положении приведет со временем к урону престижа моей Родины. К моим предупреждениям не прислушивались, на мои письма не отвечали. Честь мундира творцы произвола поставили выше престижа государства. Это как раз и явилось той почвой, на которой произрос "Посев", о коем велась речь 12-го февраля.
Эту простую истину мои собеседники понять не смогли. Им казалось, что все беды от того, что я не хочу молчать. Ну что ж, их позиция неудивительна. Видимо, начинается третий тур беззаконий. Что ждет меня в нем, предположить трудно. Но я готов ко всему самому худшему. И чего хорошего можно ждать от людей, которые в течение ряда лет ведут за мной отвратительную слежку и подслушивание, хотя им прекрасно известна из анализа всей моей жизни и из материалов следствия моя коммунистическая убежденность и то, что я не способен совершить вредное для Родины действие, что для нее я не жалел и не пожалею впредь ни своей жизни, ни своей свободы.
Почему же в таком случае так упорно воюют против меня? Уж не потому ли, что противникам моим на интересы Родины в высшей степени наплевать? Не потому ли, что им дороги свои собственные привилегии, которым моя деятельность действительно угрожает?
"Беседа" оставила особенно тягостное впечатление именно потому, что утвердила меня в этом мнении. Мои собеседники пришли на встречу со мной с заранее вложенной в них "программой". Поэтому, приняв без возражений мое заявление о том, что нет закона, запрещающего передачу несекретных правдивых материалов заграничным изданиям, они никак не могли поверить, что человек может отказаться от представившейся ему выгодной возможности передать такие материалы только лишь из-за того, что это противоречит его идеалам, его убеждениям.
Да и как им было понять это, если их собственный идеал - служение личностям, то есть тем, кто сегодня властен над их судьбами. Они (или им подобные) верно служили диктатуре Сталина. Они же содействовали Хрущеву в его попытках утвердить неограниченную диктатуру. Они верой и правдой служат и "диктатуре элиты" (вынужден воспользоваться термином В. И. Ленина, так как не смог придумать лучшего названия для нынешней системы правления в СССР). Они же не задумаются послужить и против нее, если найдется диктатор похлеще Сталина.
Не могли понять мои собеседники и того, почему я не доволен вызовом и "беседой". До них никак не могло дойти, что у человека есть права, которые не может нарушить никто, какой бы высокий пост он ни занимал, и что для человека оскорбительно, если с этими его правами не считаются. "Право только у начальников" - вот та истина, от которой они никуда уйти не могут. Поэтому для них было аксиомой, что рядовой гражданин не смеет даже и помыслить об обвинении правительства в нарушении законов и пренебрежении правами рядового гражданина. "Какие права гражданина? У него только обязанности! Какие нарушения законов, какие ошибки у правительства? Правительство ничего не нарушает и не ошибается! А кто с этим не согласен, тот враг нашего государства, антисоветчик!" - вот их несложная философия. Их не смогли выбить из наезженной колеи даже приведенные мной неопровержимые факты ошибок и преступлений правителей. - "О, так это когда же было!! Это же еще при Хрущеве (при Сталине)! - восклицали они и были убеждены, что этим доводом я полностью опровергнут, что непогрешимость нынешнего правительства убедительно доказана.
Не веря в высокие идеалы, они были убеждены и пытались доказать мне, что я руководствуюсь только чувством личной обиды. До их сознания так и не дошло, что протест против произвола, даже если последний учинен против самого протестующего, не есть выражение личной обиды. Это, прежде всего, общественно полезное деяние.
Но что меня особенно поразило, так это политический уровень моих собеседников. Марксизм-ленинизм для них - тайна за семью замками. Им это беспокойное учение заменяют предрассудки. И главный среди них - вера в свою непогрешимость, в то, что только они обладают истиной, что только они могут решать, что Родине полезно и что вредно. Всех, кто не придерживается их предрассудков, кто хочет сам разобраться в происходящем и имеет собственное мнение по вопросам внутренней жизни и международным событиям, - тот отщепенец, антисоветчик. Их не смущает даже то, что сами их предрассудки изменчивы, текучи: то, чему веруют и преклоняются сегодня, завтра может быть отменено, и наоборот. Они готовы к любым поворотам, если те совершаются по указаниям сверху.
Если политический уровень этих двух хоть в какой-то степени соответствует уровню основной массы работников КГБ, то каких же еще несчастий может ожидать мой многострадальный народ?!
Как видите, при таком соотношении взглядов, идейных установок и политического уровня, взаимопонимания между нами установиться не могло. Несмотря на это они взялись за то, чтобы дать мне советы.
Первый. Не общаться с иностранцами, в том числе с иностранными корреспондентами, и не давать им никаких сведений. Независимо от того, собирался ли я до этого совета "общаться" и "давать сведения", я воспринял его как прямое покушение на мои гражданские права, и мне его даже выслушать, а не то, что принимать, было оскорбительно. В этом смысле я и ответил собеседникам.
Второй. Прекратить общение с людьми, которые на сегодняшний день составляют мое окружение. При этом были сделаны оскорбительные выпады в адрес двух человек. Первый из них - историк Петр Ионович Якир, сын выдающегося советского полководца Ионы Эммануиловича Якира, зверски уничтоженного сталинскими палачами, тоже хвалившимися тем, что они ведут свою родословную от ВЧК. Четырнадцатилетним мальчиком П. Якир, как член семьи "врага народа", попал в заключение и семнадцать лет провел в лагере и ссылке. Я не знаю, много ли найдется среди тех, кто ныне мнят себя "воспитателями" людей, таких, которые смогли бы войти нормальным человеком и гражданином в "вольную жизнь", если бы им выпало так закончить свое детство и пройти всю свою юность и молодость.
Второй - преподаватель физики ВУЗа, кстати, сейчас он незаконно уволен с работы за свое мужественное обращение к мировой общественности, Павел Михайлович Литвинов, внук замечательного революционера-большевика, одного из ближайших соратников великого Ленина, впоследствии выдающегося советского дипломата Литвинова Максима Максимовича.
Думаю, можно не объяснять, что подобный "совет" и особенно неприличные, оскорбительные выпады не могли вызвать у меня никакой иной реакции кроме возмущения. Я горжусь сегодняшними своими друзьями, их умом, мужеством и честностью и не могу оставить без реагирования нанесенные им оскорбления, тем более в их отсутствии и в условиях, которые не позволяли мне ответить на эти выпады должным образом.
