— Идите вы все к черту, — с гневом закричал Егор и, собрав детали в фуражку, выбежал из мастерской…
Прошло около часу. Мастер несколько раз наведывался, спрашивал, не пришел ли Егор.
— Как в воду канул, Яков Васильевич, уж мы где ни искали.
Мастер вздохнул:
— Да, дело может обернуться плохо… У пулеметчиков не спрашивали?..
— Как же, три раза ходили туда, говорят, и не показывался.
— Может, в казарме скрывается?..
— И там нет.
— Да куда же он сгинул?!
— Вот я, — послышался от двери звонкий голос Егора. — В кузнице был и отремонтировал ваш пистолет, как надо, можете поглядеть.
Дедилов взял пистолет, взвел курок, нажал на спусковой крючок. Пистолет глухо щелкнул. Все притихли. Мастер несколько раз проделал то же самое.
— Глядите, ребята, работает, как часы! Сам починил?
— А кто же еще! — с обидой сказал Егор.
— Ну если так, молодцом, хвалю! — Мастер подошел к Егору и, крепко обняв его, поцеловал в щеку.
В мастерской, где трудился Шпагин, работало больше двухсот солдат. Почти все они до армии были рабочими и всей душой ненавидели царизм. При первых залпах «Авроры» солдаты-мастеровые, руководимые местным Ревкомом, взялись за оружие и арестовали воинское начальство.
— Вся власть Советам!
— Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов!..
Городок ликовал.
Мастерские стали работать на революцию.
Шпагин был взбудоражен, как и другие. Он с восторгом воспринял бурные, революционные события. И хотя он еще ясно не представлял, что именно случилось, душой чувствовал, что революция несет счастье трудовому народу, и радовался великим переменам. Его тянуло домой, в деревню, где тоже ломались старые уклады жизни.
Когда объявили о демобилизации, к нему пришел мастер Дедилов.
— Ну что, Егор, куда едешь?
— Домой, там ждет меня невеста.
— Жениться всегда успеешь, а вот приобрести хорошую профессию — не всякий раз удается.
— Теперь революция, теперь все пойдет по-другому.
— Вот и я об этом… Давай катнем с тобой в Тулу. Возьму тебя к себе в дом, будешь мне сыном.
У Шпагина навернулись на глаза слезы.
— Спасибо, Яков Васильевич, может, я и приеду, только наперед охота дома побывать, со своими свидеться.
— Ладно, езжай домой, а там гляди, прикидывай. Только если надумаешь в Тулу, завсегда приму тебя как сына. По всему вижу — быть тебе оружейником! И фамилия тебе дадена оружейная — Шпагин!.. Это, брат, понимать надо.
— Верно, Яков Васильевич, тянет меня к этому делу. Да и к вам я привык — расставаться тяжело.
— Так что, может, вместе и катнем в Тулу. А?.. Невесту свою потом выпишешь.
— Так ведь отец у меня жив, и мать, и сестренки… Нет, Яков Васильевич, уж сейчас я домой, а потом — видно будет…
— Ну, бог с тобой. Езжай, но помни — я буду ждать, — он подошел к Егору и, по-отечески обняв его, заплакал…
Егор не знал, что еще в прошлом году Яков Васильевич получил извещение о смерти сына, не знал, как тяжело старому мастеру расставаться со своим учеником. И вот сейчас, увидев слезы в его глазах, Егор почувствовал жалость, в нем что-то шевельнулось.
— Еще раз спасибо за все, Яков Васильевич, благодарю, как отца. Может, опять вскорости будем вместе…
Дуняшка за два года еще больше похорошела и была лучшей невестой на деревне. Она встретила Егора со слезами радости и шла, обнявшись с ним, до самого дома. Не только Егор, но и все домашние поняли — им друг без друга не жить. На той же неделе заслали сватов и вскоре сыграли свадьбу.
Однако счастье молодых оборвалось очень быстро. Началась гражданская война — и Егор снова ушел в армию…
* * *
Шел двадцатый год. Через станцию ползли составы с мешочниками, беженцами, спекулянтами. Вокзал был забит до отказа. Егор, в длинной солдатской шинели, с мешком за плечами, пробирался к военному коменданту. Навстречу, шагая через спящих, шел невысокий человек, в кожанке, с маузером на ремне. Худое, иссеченное морщинами лицо показалось Егору знакомым. Он остановился. Человек в кожанке тоже заметил его и, раскинув руки, бросился навстречу.
— Егор, неужели ты?!
— Антип Савельич!
— Я! Я, ядрена-лапоть. Здорово, Егор!
Они обнялись.
— Да ты что, с того света, Антип Савельич?!
— Пожалуй… Побывал у смерти в пасти, но, как видишь, выкарабкался, жив и невредим. Сейчас начальником хлебного эшелона. Был на продразверстке, воевал с кулаками.
— Ты что же — большевик?
— Как видишь. Воюю с контрой. А ты?..
— Был оружейным мастером в полку. Сейчас демобилизуюсь.
— И куда же думаешь?
— Теперь я мастеровой, еду домой, думаю устроиться в городе, по своей специальности.
— Эх, брат, я слышал, тут недалеко достраивают пулеметный завод. Вот бы тебе куда податься. Ты, как приедешь, прямо и дуй.
— Спасибо, да как доехать-то, Антип Савельич?
— Что нибудь придумаем… Пойдем со мной.
Минут через двадцать Антип втолкнул Егора в переполненный вагон.
— Ну, будь здоров, Егор! Кланяйся нашим. Передай, что скоро приеду на побывку, да не забудь про завод. Слышишь!..
— Слышу! — крикнул Егор.
Недельки две отдохнув дома, Егор стал собираться на завод. До города его решили проводить, и отец, Семен Венедиктович, все еще такой же могучий, словно время не коснулось его, пошел запрягать лошадь. Дуняшка, передав свекрови с рук на руки двухлетнюю дочку, вышла во двор укладывать в тарантас необходимые вещи. Стояло бабье лето. Над голыми полями летала паутина и стаями кружились грачи. Рыжая лошадь, отдохнувшая от летних работ, вырвалась на ровную полевую дорогу, побежала рысью. Дорога тянулась полями и перелесками. Деревья, освещенные утренним солнцем, переливались, как яркие ситцы. Желто-лимонные листья клена, красные — осин, оранжево-золотые — берез и лип и зеленые — дуба и ясени создавали причудливые сочетания красок, радовали и ласкали взор.
Егор, обняв Дуняшку, молчал, погруженный в думы. Ему вспоминался оружейный мастер Яков Васильевич Дедилов, их трогательное прощание, доброе и заплаканное лицо старика.
«А, правда, не поехать ли в Тулу, — думал Егор. — Яков Васильевич помог бы устроиться, и зажили бы мы славно». Но тотчас его мысли перенеслись на Дуняшку, на дочку, на отца и родимый дом. «Нет, надо попробовать остаться здесь, устроиться на завод». Ему вдруг вспомнился Антип. Сколько в эти дни было о нем разговору. Как переменился человек! По характеру стал другим — решительный, смелый! Одним словом — большевик! «Может, скоро вернется в свой город, может, доведется работать вместе. Вот хорошо бы было!»
