— Ворошилов, — назвал себя второй.
Неожиданное появление Буденного и Ворошилова в Батайске, когда армия находится далеко от него, насторожило Тухачевского. Ему вдруг вспомнились события 17 февраля, гибель Азина, разгром 28-й дивизии и жестокое поражение 2-й, кавалерийской дивизии Гая.
— Почему, товарищ Буденный, вы не выполнили мое распоряжение? Я требовал наступать Конной армии в направлении станицы Мечетинской, а вы повели ее в район Торговой? — Он произнес это сдержанно-спокойно.
Требовательный к себе, Тухачевские умел строго спросить с подчиненных начальников, и даже с тех, кто был в больших чинах.
Буденный стал объяснять, что полки были утомлены переходом, что выпал глубокий снег и стояли морозы, и что движение к Мечетинской при сложившейся обстановке было не целесообразным.
Тухачевский, терпеливо выслушав, спросил:
— Вам известно, к чему привело невыполнение вами боевого приказа?
Конечно же, командарм знал о разгроме павловцами дивизий Азина и Гая. Ему также было известно, что там пострадал и конно-сводный корпус Думенко.
— Решение на разгром Донского и Кубанского корпусов белых принималось совместно с командованием 10-й армии, — объясняя, сказал командарм.
— Но это решение не совпадало с замыслом операции, не способствовало быстрейшему выходу кавалерийских дивизий на пути отхода белогвардейских дивизий, — отметил Тухачевский. — Почему вас не оказалось у Мечетинской?
Неподалеку с тяжелым перестуком прогромыхал бронепоезд первоконников. В амбразурах торчали тупорылые «максимы», на бронеплощадке у орудия стояла артиллерийская прислуга.
— А почему вы здесь? Ведь я вас не вызывал, — спросил Тухачевский.
— Мы ехали в Ростов…
— Почему без разрешения оставили армию?
Неслышно войдя в салон, у двери стоял Орджоникидзе. Он сразу понял, что здесь происходит.
— Зачем, Михаил Николаевич, придираешься? Ведь противник разбит. Разбит усилиями Конармии… А ты говоришь… Даже Екатерина Вторая сказала, что победителей не судят… Будем знакомы — Орджоникидзе, — Григорий Константинович протянул Буденному руку.
Эта встреча состоялась 13 марта, а на следующий день Михаил Николаевич вместе с Орджоникидзе был в частях Конной армии, проводил смотр. Перед отъездом Тухачевский примирительно сказал Буденному:
— За вчерашнее, командарм, не сердитесь. Мне положено строго спрашивать за организованность.
Без дисциплины — нет армии. Вы с Ворошиловым это знаете.
В конце марта штаб Кавказского фронта вновь переместился в Ростов, заняв пятиэтажную гостиницу «Палас-отель» на широком Таганрогском проспекте.
Придя однажды в свой кабинет, находившийся на втором этаже, Михаил Николаевич увидел на столе две аккуратно перевязанные стопки книжек.
— Что это? — спросил он адъютанта.
— Принесли из типографии, — ответил тот. — Ваша работа. А сдавал ее в печать товарищ Орджоникидзе.
Михаил Николаевич вытащил из пачки книжку и прочитал на обложке свою фамилию, заголовок, набранный крупным шрифтом: «Стратегия национальная и классовая». Внизу — Ростов-на-Дону, 1920 год. Он с благоговением держал свой первый печатный труд… Пройдет несколько лет и будут напечатаны многие его работы, журнальные статьи, книги. Но эта первая книжечка в скромной обложке будет для него самой дорогой.
Первый экземпляр он в тот же день направил в Москву, Владимиру Ильичу. Позже станет известно, что Ленин, прочитав работу, отзовется о ней положительно и, сделав на обложке надпись «Экз. Ленина», будет хранить в личной библиотеке. Второй экземпляр автор вручит Серго.
А 7 апреля на Таганрогском проспекте в театральном помещении города Ростова произошло первое заседание городского совета. Открыл его Тухачевский. Он окинул взглядом притихший зал.
— Дорогие товарищи славного города Ростова! Дорогие нахичеванцы! От имени героической Красной Армии поздравляю вас с освобождением и установлением на всей донской земле Советской власти. В жестоких зимних боях, преодолевая яростное сопротивление врага и проявляя решимость и храбрость, красные бойцы освободили многие города. В их числе Ейск, Армавир, Минводы, Георги-евск, Ставрополь, Екатеринодар. Выйдя к Новороссийску и Туапсе, красные воины столкнули в холодные воды Черного моря остатки деникинских войск. Только благодаря героизму, мужеству красных бойцов нам удалось добиться такой великой победы. На ваши плечи, дорогие ростовчане, легла нелегкая ноша. После свершения Октябрьской революции рабочие города два года выдерживали невыносимый гнет буржуазии, гнет Добровольческой армии. И все это время мы вели на фронте жестокие бои за ваше освобождение…
Он говорил взволнованно, убедительно, звонко, и когда закончил, зал долго аплодировал. Потом председатель Донревкома Вегер от имени трудящихся Дона вручил Тухачевскому полевой бинокль.
— Пусть он послужит вам в грядущих боях. Война-то ведь еще не кончилась. Пусть бинокль напоминает вам о Ростове, люди которого благодарны вам за ваши боевые успехи.
Председатель был близок к истине. Незадолго до того, в конце марта, Каменев направил Ленину письмо, в котором говорилось: «Ввиду важности польского фронта и ввиду серьезных предстоящих здесь операций, главнокомандование предлагает к моменту решительных операций переместить на Западный фронт командующего ныне Кавказским фронтом Тухачевского, умело и решительно проведшего последние операции по разгрому армий Деникина».
Владимир Ильич не стал возражать. Судьба молодого командующего определилась.
В апреле Михаил Николаевич уезжал из Ростова. В сопровождении адъютанта и военного коменданта станции он поднялся в вагон. Рядом прогромыхал тяжелый состав. На платформах — орудия, передки, бронеавтомобили, повозки. У распахнутых дверей теплушек теснились красноармейцы, виднелись конские головы, дымилась полевая кухня. Поезд следовал с юга.
— Эшелоны Первой Конной идут, — пояснил комендант.
— Их пропускайте без задержки. — Михаил Николаевич знал, что железнодорожные составы идут из Майкопа на Украину, вдогонку ушедшей туда Конной армии.
Сам же он ехал в Москву. На днях прислали вызов, дав на сборы трое суток. Он догадывался о новом назначении, хотя и не знал, какая должность ожидает.
Паровоз дал гудок, состав дрогнул, вагоны медленно покатились. В окне показались дома на крутояре с широкой на склоне улицей, проплыла базарная площадь с рядами лавок и навесов, церковь с зеленой крышей. Ничто уже не напоминало о недавних жестоких боях. Остро кольнула мысль: «Придется ли еще здесь побывать?» После всего произошедшего город был дорог Михаилу Николаевичу. Но грусть прощания оттеснило сознание того, что Ростовский узел разрублен, с Деникиным покончено, в донском крае утвердилась советская власть. Навсегда.
