Сей поступок Сакена остается на произвол судить каждому по-своему. Сколько голов, столько и умов! Я знаю только то, что поступок Сакена не был чужд сердцу Императрицы. Она изволила щедро наградить старую мать и двух сестер Сакена».
Императрица Екатерина II, узнавши о подвиге командира дубель-шлюпки, велела наградить всех родственников Сакена большими пожизненными пенсиями. Тяжело переживал смерть Христофора Ивановича Сакена и Суворов. Узнав о происшедшем вскоре сражении флотилии Нассау-Зигена и жестоком разгроме турецкого флота, он поспешил откликнуться на эту весть: «Здесь поговаривают, принц, что Вы за Сакена воздали с лихвой. Ежели это правда, так дай Бог, чтоб и далее было не хуже…»
Предоставим слово историку: «Сакен был несчастною, но славною и не бесполезною жертвою, принесенною для чести и пользы нашего флага. Самоотвержение, им оказанное, изумило неприятелей, и после этого события они не имели духу сваливаться с нашими судами на абордаж… Данный Сакеном урок всегда удерживал их в почтительном расстоянии…»
Прошло много лет, и черноморскую волну вспенил быстроходный минный крейсер. На борту его сверкало золотом: «Капитан Сакен». А над палубой реял Андреевский флаг, такой же, что и много лет назад развевался над судном, которое вел в свой последний бой Христофор Иванович Остен-Сакен.
Был на исходе апрель 1783 года и новгородские дороги тонули в непролазной грязи, В одинокой коляске, что едва тащилась по разбитой колее, сидел молодой розовощекий человек. На коленях он держал огромную треугольную шляпу с пышным плюмажем. То был лейтенант российского флота Пустошкин. Не далее как несколько дней назад получил он от маменьки тревожное письмо и вот теперь торопился из Кронштадта в родовое сельцо Чернецово. Мать просила сына о срочном приезде, причиной тому была тяжелая болезнь отца.
Вот, наконец, и родные косогоры, деревушка, старый деревянный помещичий дом на пригорке. Отец уже не мог выйти встретить сына, лежал в перинах, обессиленный старостью и недугами.
Всю неделю провел Семен подле него: поправлял подушки, поил чаями и настоями. Незадолго до кончины Афанасий Федорович призвал к себе сына:
– Благословляю тебя на верную службу, на радость и счастье в жизни!
Затем велел жене принести старинный хрустальный штоф с голубями, лавровыми венками и надписью «Непременно».
– Сын мой, Сеня – сказал старик, плача. – Даю тебе сей скудельный сосуд, что возвращен нам из степей южных, куда ноне и ты служить едешь. Принадлежал он брату моему Митрию, что погиб под крепостью Очаковом в войну турецкую. Друзья переслали мне сей сосуд как память. Возьми его с собой наудачу. Знай, что за богом молитва, а за царем служба никогда не пропадают! Да помни, что мы Пустошкины, не из блистательных, но из старательных!
Голова старика бессильно упала в подушки. Рядом вытирала слезы платком мать Евдокия Макарьевна…
Путь лейтенанта Пустошкина лежал через всю Россию в далекий и неизвестный Херсон. Семен имел притом задание особое, важности чрезвычайной! Вел он в далекие херсонские степи партию рекрутов. Дело это в те времена было настолько многотрудным, что тем из начальников, кому удавалось довести дать больше половины людей давала ордена как за боевые подвиги, ну а кто умудрялся малую часть потерять, тех знали поименно, а Семен Пустошкин не потерял ни одного человека… Черноморский флагман Федот Клокачев самолично перед всеми целовал смущенного лейтенанта.
– Будешь состоять при мне! – объявил он Пустошкину.
– В чем же будет у моя обязанность? – вопросил тот.
– Дел всем хватит! – отвечал вице-адмирал. – Мы ведь целый флот строим – Черноморский!
А вскоре на Херсон обрушилась беда, сравнимая, разве что набеге татарским. Имя ей было – чума. Люди вымирали тысячами. Смерть не щадила никого от молоденьких рекрут до седых адмиралов. Умер и первый черноморский флагман Клокачев, не стало многих иных знающих и опытных. Но, несмотря на все потери, работы не прекращались ни на день. Круглосуточно строились верфи и на них тут же приступали к закладке кораблей и судов. Время не ждало, и дорог был каждый день!
Новый черноморский начальник вице-адмирал Сухотин был немногословен и строг. Едва первые корабельные корпуса закачались на днепровской волне, тотчас зачитали его приказ о начале первой морской кампании» Семен Пустошкин получил назначение на корабль с громким именем «Слава Екатерины».
– Хватит по речкам прятаться, пора учиться штормовать в морях открытых! – напутствовал Сухотин своих питомцев.
Первые походы и первые испытания свежим ветром и волной Жак первая любовь, память о них остается на всю оставшуюся жизнь! Уже через год Семен был аттестован как исправный и старательный офицер, которому можно поручить самостоятельное дело.
Наградой за труд стал маленький номерной транспорт. И пусть пушек на нем не было вовсе и команды всей полтора десятка, но был на этом суденышке Семен уже полноправным капитаном, а от того гордости его не было предела. Как лихо входил он тогда на Ахтиарский рейд, как лихо швартовался. Знай, мол, наших!
В мае 1786 года Пустошкин внезапно был вызван в Херсон. Принимал его главный командир черноморских портов контр-адмирал Николай Мордвинов – прекрасный администратор, но неважный флотоводец, известный либерал, но капризный барин и сибарит, Пустошкин Мордвинову нравился своей хозяйской основательностью и служебным старанием.
– Ну, Семен, почисть кафтан да готовая. Представлять тебя самому светлейшему буду! – огорошил он прибывшего лейтенанта.
– За что ж честь такая? – изумился, озадаченный таким оборотом дела, Пустошкин.
– Придет время узнаешь! – уведомил его Мордвинов.
Прием у Потемкина был недолог. Расспросив в нескольких фразах о служебном пути, князь сказал оробевшему моряку:
– Назначаю тебя капитаном фрегатским. Задание же будешь иметь весьма необычайное и опасное. Рекомендации от Николая Семеновича имею на тебя хвалебные, посмотрим в деле!
Только когда вышли с Мордвиновым от князя, рассказал контрадмирал Пустошкину о сути его нового назначения. Дело в том, что по Кучук-Кайнарджийскоиу мирному договору, между Россией и Турцией, последняя открывала черноморские проливы для русских торговых судов. Это турок, разумеется, устраивать не могло. А вот для того, чтобы отвадить предприимчивых московитов от южных морей, турки нашли выход. Турецкий регулярный флот торговые суда не трогал, зато в лабиринте эгейских островов их сторожили алжирские и тунисские пираты. Так буквально в течении какого-то месяца были разграблены два наших купеческих судна. Россия требовала объяснений. Турки дожимали плечами, все сваливая на африканских разбойников. Для выяснения всех обстоятельств этого запутанного дела и было решено отправить в Средиземное море «торговый» фрегат «Пчела».
