Еще одним стрессом на фоне сложных съемок стал переезд в более благополучный район Лос-Анджелеса: наконец-то Ирмелин и ее сын смогли позволить себе навсегда оставить неспокойные, замусоренные переулки, Аллею шприцев и свою двухкомнатную тесную клетушку, чтобы поселиться в красивом, просторном доме. Ах, если бы это произошло немного раньше! Леонардо бы чувствовал себя на седьмом небе от счастья, ведь это именно его гонорары позволили их маленькой семье выбиться из нищеты! Но сейчас ему было совершенно не до переезда: он замкнулся в себе и хотел лишь одного — снова и снова перечитывать сценарий, размышляя над каждым его эпизодом. И даже тот факт, что он смог сказать отцу, что тому больше не нужно платить алименты, не радовал его. Их новый дом был расположен в холмистом квартале к северу от восточного Голливуда, далеко от трущоб, в которых жили прежде. Однако новый квартал был хоть и более спокойным, но относился к беднейшим в городе, и Лео, разглядывая красивые особняки богачей и знаменитостей, разбросанные по отдаленным холмам, прекрасно осознавал, какой долгий и непростой путь ему предстоит пройти в погоне за обеспеченной, достойной жизнью для себя и матери.
В новой школе «Джон-Маршалл-Хай» регулярно снималось подростковое кино и имелся сильнейший в городе драматический кружок, куда Леонардо сразу же записался. Его учитель драматического искусства Джеральд Винесбург вспоминал:
«У Лео был талант, который встречается лишь раз в жизни. Каждый день в школьном бюллетене сообщалось: “Нашего ученика Ди Каприо сегодня покажут по ТВ во столько-то, в такой-то программе!” Я знал, что он сам размещает эти объявления. Он был очень настроен на успех, и это меня в нем восхищало».
Одноклассник Леонардо Ди Каприо, Пот Онтун, рассказывал о том, как их класс воспринял новичка:
«Лео был единственным белым в классе, со своей светлой шевелюрой он очень выделялся. Мы звали его Коротышкой — он был очень тощим и тщедушным, его сложно было воспринимать всерьез. Но однажды учитель попросил его прочесть романтический монолог из “Ромео и Джульетты”. И Коротышка стал читать так, что все бросили свои дела и заслушались. В конце все девчонки уставились на него влюбленными глазами, а парни, естественно, разозлились, что он привлекает столько внимания».
Лео продолжал привлекать внимание и на съемочной площадке фильма «Жизнь этого парня», хотя ее королем, бесспорно, был Роберт Де Ниро. Биограф Дуглас Уайт рассказывает:
«Когда Де Ниро появлялся на съемочной площадке, это было все равно что приход папы римского. Все сразу затихали, прекращали свои дела: “Ш-ш-ш, тихо!” Почтительное молчание действовало на нервы, но когда дело дошло до совместных сцен, Леонардо и вовсе растерялся: его старший коллега по площадке, известный своей любовью к импровизации, нередко отклонялся от сценария. “Я не понимал, что творится, — описывает Лео свое состояние. — Допустим, он сказал что-то, чего не было в сценарии, — а мне-то как себя вести? Сказать: вы ошиблись? Боб, там в сценарии написано по-другому? Но нет, мне нужно было ответить ему, что-то придумать в ответ, но я тогда не знал, как это все работает”.
Несмотря на то что ему приходилось многому учиться на ходу, Леонардо удавалось оставаться собой: он наслаждался ролью местного шутника и с удовольствием общался со съемочной группой. Другими словами, он поступил мудро и, вместо того чтобы вступать в конфликты с более звездными коллегами, постарался сблизиться с ними.
“Его настрой улучшал атмосферу на съемочной площадке”, — вспоминает Де Ниро, которого забавляли проделки юного Лео. Вместе с тем один раз ему пришлось сделать замечание маленькому выскочке, а Леонардо тогда так и не понял, шутил или нет его оскароносный коллега.
“Мы снимали сцену, в которой Де Ниро пытался произвести впечатление на мою «маму» — ее играла Эллен Баркин — и вертел перед ней зажигалкой «Зиппо». Эллен это так рассмешило, что вся съемочная группа каталась в истерике. И вот примерно на двадцать пятом дубле я забеспокоился, потому что обычно роль главного хохмача отводилась мне. Я встал и говорю: «Ребята, может, хватит, мы все-таки профессионалы! Хватит смеяться, давайте работу делать!» В общем, я обнаглел. Тут Боб отводит меня в сторону и говорит: «Знаешь, с шутками надо быть поосторожнее, потому что всему есть предел — если перейдешь его, назад уже пути нет»”».
Фильм вышел на экраны кинотеатров в апреле 1993 года и собрал пять миллионов долларов (хоть скромный, но успех). Критики восприняли картину восторженно и неизменно отмечали игру Леонардо Ди Каприо. Известный голливудский кинокритик Боб Штраусс писал:
«…Секрет успеха этого печального, волнующего фильма кроется в глубочайшей искренности, с которой Роберт Де Ниро и юный Леонардо Ди Каприо исполнили свои роли. Ди Каприо демонстрирует впечатляющий актерский арсенал и еще более впечатляющее чувство пропорции. От него требуется быть уязвимым, нахальным, наивным, обиженным, озлобленным, заносчивым; и ему удается передать весь этот спектр эмоций, не выставив своего персонажа дураком. Более глубокого и убедительного изображения подросткового бунта мы еще не видели».
О режиссере этой картины Майкле Кейтоне-Джонсе Лео вспоминает с благодарностью за то, что тот оказался очень чутким и внимательным наставником:
«Я проникся безусловным доверием к этому режиссеру, потому что таким был мой первый опыт в мире кино, куда меня привел Майкл Кейтон-Джонс, в буквальном смысле взяв под свое крыло. На съемках “Жизни этого парня” Майкл Кейтон-Джонс был мне как отец. Я ведь не умел вести себя на съемочной площадке, не знал правил, не знал, как нужно выкладываться, когда снимаешься в кино. Все, что я делал до “Жизни этого парня”, не хочу сказать, что было некачественным, но “Жизнь этого парня” стала для меня гигантским шагом вперед; разница была колоссальной. Это была настоящая актерская работа, а не просто роли, для которых нужна была моя симпатичная мордашка».
Интервью молодого Леонардо журналу «Боп»
Глава IV. Неоднозначные персонажи
«Моя первая любовь? Боюсь, я, право, не помню. Впрочем, если бы это была настоящая и единственная любовь, то, наверное, я был бы сейчас женатым человеком, не правда ли?» — признался как-то Ди Каприо.
Ну разумеется, Лео лукавит, когда, морща лоб, «пытается вспомнить» девушку, к которой он впервые воспылал чувствами. Ее звали Дженифер Фаус, она была королевой школьного бала и о-очень долго отвергала все попытки Леонардо Ди Каприо очаровать ее. Одноклассник Лео, Скай Буши, признался в интервью таблоиду Daily Mirror:
