— Могу я спросить: какую выгоду получила Индия от того, что стала самостоятельной? Не лучше ли было для блага народа оставаться под британским протекторатом?
— Нет, не лучше.
— Что люди от этого выгадали?
— Независимость.
Я хотел сказать: «Много ли пользы от независимости, если миллионы людей голодают?» Но Балу был членом правительства, и я не продолжил полемику.
Во дворец съезжались тысячи гостей — дипломаты, генералы, знаменитые люди и официальные лица. Под охраной солдат мы выстроились в длинную очередь у боковых пропускных ворот, медленно проходя контроль металлоискателя. У меня отобрали фотоаппарат — снимать нельзя. А жаль: я мог бы сделать немало колоритных снимков, тем более что многие индусы и послы других государств были в пышных национальных костюмах — настоящая оперетта!
В саду перед дворцом, вдоль главной аллеи и в боковых просеках расставлены были столы с фруктами, пряными печеньями, легким вином и минеральной водой. В толпе мой Балу сразу встретил знакомых и заговорил с ними. Я на время отстал от него и прошелся по саду. По углам аллей стояли двухметровые гвардейцы президентской охраны в пышных одеяниях, в чалмах и с длинными копьями. Они выглядели как украшение прекрасного сада.
На балкон дворца вышли такие же гиганты и протрубили сигнал ко вниманию. Гости подтянулись к дверям дворца, где стоял военный оркестр. И вот под музыку марша начали попарно выходить еще более пышно разряженные и еще более высокие гвардейцы с копьями и мечами — это было подобием уже не оперетты, а настоящей оперной постановки! И как-то незаметно и неожиданно между ними оказался невзрачный, маленький, прихрамывающий старичок в высокой чалме. Держа сложенные ладони у лица, он на ходу всем кланялся и улыбался во все стороны. По его характерной походке мне было нетрудно с первого взгляда поставить диагноз: артрозо-артрит коленных суставов. Гости зааплодировали — оказалось, это был сам президент. В Индии он церемониальная фигура, страной управляет премьер-министр.
Для него и его приближенных была покрытая ковром и огороженная красным бархатным канатом площадка. Президент с явным облегчением опустился в кресло и сказал в микрофон несколько слов приветствия. Послы, министры и генералы потянулись к нему для приветствия. Я стоял рядом с Соней Ганди, вдовой недавно убитого премьера Раджива; Соню и саму прочили в будущие премьер-министры. Вот бы мне в ту минуту сфотографировать!
Потом на два часа все забыли про президента и разошлись по разным уголкам сада, ища места за столами. Попивая сладкое вино, я увидел женщину в европейском платье, одна нога у нее была в гипсе.
— Извините, могу я спросить, что с вами? Я ортопедический хирург из Нью-Йорка.
— О, вы как раз тот человек, кто мне нужен: у меня перелом лодыжки. Скажите мне…
Тут ко мне повернулся ее муж, и я узнал в нем того самого британца, с которым десять дней назад разговаривал у бассейна в Бомбее. Дав несколько советов его жене, я напомнил ему о нашей прошлой встрече и не удержался от вопроса, не дававшего мне покоя:
— В богатой Индии я насмотрелся на большую бедность. Скажите, не лучше ли было бы Индии оставаться под британским протекторатом?
Он посмотрел на меня с дипломатической улыбкой:
— Здесь не говорят об этом. Но вы американец и хирург. В благодарность за консультацию моей жене я вам скажу: конечно, для Индии это было бы лучше. Независимость неразвитых стран — форма бессмысленного национализма. А национализм всегда приводит к плохим последствиям. В Британии хорошо понимали это, но после Второй мировой войны уже не могли остановить процесс, начатый Ганди. Единственное, что мы могли сделать, — разделили индусов с мусульманами, создав Пакистан. Правда, это привело к миллионным жертвам. А без разделения было бы еще хуже.
Наесться досыта на президентском приеме было невозможно, но в тот вечер меня ждал гастрономический сюрприз: в ресторане нашего отеля работал приглашенный на время шеф-поваром парижанин Чариал, которого звали Ван Гогом французской кулинарии. В рекламном проспекте говорилось, что его гастрономические шедевры оценили многие короли и президенты. Я не поклонник картин Ван Гога, но почему бы не попробовать блюда Чариала? Тем более что французскую кухню я ценю выше всех других. Приехав голодным от президента, я оказался первым в ресторане и заказал хороший обед. Неожиданно там появилась моя знакомая итальянка из Чикаго с дочерью. Что же, в компании веселее! Переполненный впечатлениями прошедшего дня, я рассказывал им про индийский поезд и прием у президента, чем их изрядно повеселил. А обед оказался на славу — шедевры Ван Гога французской кулинарии прямо-таки таяли во рту и примирили меня с художником.
Рано утром на следующий день мы с Балу поехали в Главный госпиталь Нью-Дели. Индийские хирурги показали мне дешевое издание моего учебника на плохой серой бумаге. Я удивился:
— Откуда это у вас?
— Профессор, извините и не сердитесь: это нелегальная перепечатка вашей книги. Индия бедная страна и не может много платить американским издателям. Мы издали вашу книгу контрабандно и дешево, только для себя.
Я не сердился, понимая их положение. Оперировать мне, увы, пришлось тоже нелегальными копиями иностранных инструментов.
Через два дня я вылетел домой, опять с пересадкой во Франкфурте. Мне не терпелось поделиться впечатлениями с Ириной; я позвонил ей, она ответила слабым хриплым голосом. — Да…
— Я тебя разбудил?
— Нет, я больна.
— Что с тобой?
— Как ты уехал, я сильно простудилась. Сейчас уже немного лучше.
Хорошо, что Ирина не поехала со мной.
Настраивающийся оркестр перед началом оперы издает дикую какофонию звуков. Но вот появляется дирижер, взмахивает палочкой — и начинает литься стройная музыка. Так же и в хирургии перед внедрением новых операций.
Хотя я все больше делал операций замещения суставов искусственными, но вот уже несколько лет продолжал «дирижировать» всеми илизаровскими операциями в госпитале, обучал им докторов, помогал им советами. Работа шла под эгидой Френкеля, и ему удалось открыть 25 дополнительных кроватей, специально для больных, прооперированных по илизаровским методам. Наш опыт получил распространение по всей Америке.
Как-то раз на одном из очередных банкетов, изрядно выпив вина, Виктор воскликнул:
— Владимир, мы изменили с тобой лицо американской ортопедической хирургии!
Хоть и звучало излишне патетично, но было в этом зерно истины. Немногим докторам-иммигрантам удается внедриться в американскую медицину, чтобы как-то повлиять на нее. Мне повезло, и я настолько хорошо сработался с американцами. Но с недавних пор Виктор стал стареть, и его энтузиазм к илизаровским операциям поостыл. Он иногда поговаривал, что собирается уйти с поста директора, но хочет остатся номинальным Президентом госпиталя. А у меня энтузиазма было с избытком, и я даже стал обдумывать планы расширения моего отдела.
