Герд Остен (род. 1914) работала секретарем на съемках бергмановского фильма “Корабль идет в Индию” (1947), но известность снискала в первую очередь как один из лучших в стране кинокритиков (она писала под псевдонимом “Павана”) и как представительница нового молодого поколения авторов и сценаристов, которые сформируют шведское кино. Остен была лингвистически одаренной свободной журналисткой, с корнями в гётеборгском высшем обществе; после нескольких браков у нее развились симптомы мании преследования. В 50-е годы ей поставили диагноз шизофрения.
Фильм “Мама” рассказывает о ее борьбе за то, чтобы делать фильмы, а Хельге Скоог играет режиссера “Боссе”, который дает Герд Остен ряд профессиональных советов: как следует выписывай финал; набирайся опыта; поработай секретарем на съемках моего фильма. “Боссе” – слегка замаскированный Бергман, в берете и кожаной куртке.
Возможно, именно анализ, какому подвергала фильмы Бергмана Герд Остен, и вызвал у него желание воспрепятствовать ее карьере. Как известно, он враждебно относился к тем критикам, которых считал ниже своего интеллектуального уровня и которые тем не менее смеют прикасаться к его творчеству, трактовать его и оценивать, разрушать его магию, как выразилась дочь, Анна Бергман.
Фактически рецензии Герд Остен оставляют впечатление смеси критики и похвал. В критических пассажах она писала, как бергмановские “нравоучения” начинают подминать кинопроизводство. Она поместила его фильм “Тюрьма” (1949) в так называемую линию сороковых годов в шведском кино, поставила его рядом с “Пока город спит” коллеги и друга Бергмана, Ларса-Эрика Челльгрена, и назвала оба фильма “нравоучениями”. Бергман, писала Остен, не сумел предложить ничего другого, кроме “бездонного дефетизма, который не мог не пугать публику”.
О “Летней игре” 1951 года она отозвалась так: Бергман пытался вернуть себе пропавший блеск, но не “достиг подлинного контакта с настроем, который пытается вызвать, – настроем летних каникул и первой любви. Эпизоды выглядят подслащенными, малоестественными. Идиллия не Бергманова стихия”.
Остен наградила пинками и Виктора Шёстрёма, почитаемого Бергманом старого ментора и режиссера, которому он отдал главную роль в “Земляничной поляне”. Она писала, что его фильм “Горный Эйвинд и его жена” (1918, год рождения Бергмана!) не относится к числу фильмов, ставших классикой. По ее мнению, он не более чем “бурно жестикулирующая мелодрама”. Вероятно, этого оказалось достаточно, чтобы вызвать негодование Бергмана.
Сюзанна Остен была в юности особой восторженной. Искала контакта с сильными режиссерами и еще в семнадцать лет написала Ингмару Бергману письмо, но ответа не получила. Сейчас она думает, что ему бы следовало отреагировать на ее фамилию, но, возможно, он именно так и сделал.
Мало-помалу она все же завязала контакт с Бергманом. В 1982 году, когда в кинотеатрах демонстрировалась “Мама”, он позвонил ей и похвалил фильм. Сюзанна Остен очень обрадовалась, в особенности оттого, что речь там идет о ее матери и о Бергмане, о патриархальных обстоятельствах в шведской кинематографии и о женщине, которой так и не довелось снимать фильмы.
Но через несколько лет, когда она послала ему сценарий “Братьев Моцарт”, ответ заставил себя ждать. Лишь за неделю до начала съемок пришло письмо от Бергмана, где он писал, что худшего сценария ему читать не доводилось и что он бесконечно разочарован. Для Остен это был тяжелый удар, но она проглотила обиду и спрятала письмо. Не сказала ни слова никому из съемочной группы и начала работать по плану. Но так и не смогла отделаться от ощущения, что таким рафинированным способом Бергман отомстил ей за то, как изображен в “Маме”: нагнал на нее панику прямо перед началом съемок “Братьев Моцарт”. Уж кто-кто, а он знал, какой эффект производят его слова.
Однако он еще не вполне разделался с Сюзанной Остен. Ее фильм “Ангел-хранитель” (1990) был номинировал по семи категориям на престижную премию “Феликс”, учрежденную Европейской киноакадемией, но награду получила только Малин Экс за роль второго плана. Главную премию отдали итальянскому фильму “Открытые двери”.
Сюзанна Остен никогда не забудет, какое испытала разочарование, когда, приехав со съемочной группой на фестиваль в Берлин, увидела, что табличку, указывающую их места во время церемонии награждения, поместили в дальнем конце, – не слишком деликатный способ сообщить о грядущей неудаче.
Что же произошло? ЕКА была создана в 1989 году, первым ее председателем стал Ингмар Бергман, он-то и возглавил жюри. Но вручение призов происходило без него, он уже покинул Берлин. Один из моих источников, хорошо знакомый с событиями вокруг премии “Феликс” 1990 года, сказал, что Бергман либо не одобрил фильм как таковой, либо посчитал, что Остен стала чересчур успешной. “Представить Ингмару Бергману ни много ни мало аж семь номинаций – это уже перебор”.
Самой Остен жюри сообщило, что Бергман попросту отсеял “Ангела-хранителя” и проследил, чтобы приз достался фильму, который даже не номинировался. Вот почему она написала ему письмо и спросила, что побудило его действовать таким образом.
Он спросил, можем ли мы обсудить это по телефону, я ответила, что нет, и мы встретились. Меня предупреждали, чтобы я “не лезла на рожон”, старалась задавать вопросы дружелюбно. Опасались, как бы я вконец все не испортила. Но ведь я винила его в том, что он поступил так от зависти. На этот фильм у меня были замечательные рецензии, в частности, писали, что он совершенно в духе Бергмана. Могу себе представить, что он хотел сам решать, кто его последователь, —
говорит Остен.
Когда она в конце концов встретилась с Бергманом, произошла дружелюбная стычка. Он сидел закутанный в пледы, с виду совсем старик.
Я спросила, по какой причине он решил, что фильм недостоин своих номинаций. Он затруднился ответить с чисто художнической точки зрения. Ему-де не понравилась операторская работа, а вдобавок он прицепился к одному из актеров, который, по его мнению, играл плохо. Мол, в свое время был недурен, но теперь уже нет.
Сюзанна Остен называет это проявлением бергмановской dislike [44]. По ее словам, у него было много таких dislikes, и она рассказывает о другом шведском фильме, который он якобы не позволил экспортировать в США. Американцы хотели его купить, а он это не одобрил.
Мало-помалу Остен сумела отвлечься от огромного разочарования в связи с тем, что ее лишили желанного киноприза, который, вероятно, обеспечил бы ей европейский прокат, а значит, и больше денег на следующий фильм.
