— Вот поглядишь, кто-нить из наших его все одно закогтит.
Светало. Невыспавшиеся, продрогшие в одних кафтанах казаки вновь строились в поле за деревней.
— Теперя куды?
— Начальство знает…
— Вон наши из леса. Француза открывали.
— Гля, ведут одного.
— Скорей бы уж. В сражении согреемся.
Ветер утих. От реки полз по полю туман. В сером, пронизывающем воздух рассвете стали различимы красные мундиры соседнего полка. От церкви показалось начальство.
— Ну, проснулись… Сейчас пойдем.
— Это самый Орлов-Денисов и есть?
— Тю! Давя что ль не видал?
Орлов-Денисов, бригадные и полковые командиры съехались, переговорили. Чуя скорый поход, с переливом заржал чей-то конь.
— Чего ждут-то?
Орлов-Денисов, дав знак, вздыбил и рывком повернул к лесу коня.
— С Богом!
Балабин, перебивая:
— За мной, — и шибко — правее, наискосок.
Подрагивая на рыси, ряды разом двинулись через поле. Потекли над белым морем. Казалось, что туман скрадывает дробный стук тысяч копыт, гасит звуки.
— Придерживай, лес впереди. Шагом, и не растягиваться, — передал сотенным полковник.
Перешли на шаг. Тих и пуст был серебристо-серый лес, отделяющий их от неприятеля. За безмолвной стеной его еле слышно пели далекие трубы — во французском лагере играли побудку.
А немного погодя — бум! — и вдогонку — бум-бум!
— С пушки вдарили! Слышь, как гудет?
Бригадный Балабину досадливо:
— Припозднились мы…
— Успе-ем…
Отделились, забирая правее.
— Куда это мы?
— Гутарили, самого короля брать…
Вестовой догнал и завернул к главным силам.
Когда прошли лес, солнце уже показалось, но открывшийся за лесом луг был затенен и укрыт туманом, и лишь в дальнем конце его, куда добивали первые лучи, светло и радостно переливались краски осеннего утра.
В верстах трех с небольшим за речкой светилась белая стена каменной церкви, вокруг вились, мешаясь с туманом, дымки костров. Слева лениво громыхало. А совсем близко — в полуверсте, не больше — по лугу, утопая по стремена в тумане, укутанный в белые плащи легкой рысью шел на звуки выстрелов французский разъезд.
Орлов-Денисов и бригадный — полковник Греков 18-й — поравнялись с передовой цепью, остановившейся на опушке.
— Здесь?
— Здесь.
— Не поздно мы?
— Ничего.
Вразброс подошла передняя сотня Атаманского полка, донская гвардия. Служила здесь рядовыми и урядниками молодежь лучших донских родов. Потянул из ножен узкую и длинную шашку и крикнул им Орлов-Денисов:
— Ребята! Кто первый до табора[147], тому — офицерский чин! Вот он миг, ради которого жизнь живут! И до команды схватились (вскинулись, собрались) атаманцы и, как в старинной казачьей песне поется, — «закричали, загичали, на удар пошли…»
Обернулись французы на первый отчаянный крик, а по лугу туман, как во сне, и скользит над туманом лава. Впереди невероятно быстро на добром гнедом коне птицей летит молоденький, лет пятнадцати мальчишка (самый легкий, наверное), шашка на отлете, и конских ног в тумане не видно…
«Список полков донских казачьих урядников, отличившихся храбростью в сражении, бывшем 6-го числа октября против французских войск:
Кто именно: Атаманского полка урядники:
Попов
Петровский
Глушков
Никишин
Тарасов
Кисляков.
Лейб-гвардии казачьего полка: портупей юнкер Греков.
Черноморской сотни:
Перехрист.
Чем отличились:
В сражении бывшего сего октября 6-го числа противу французских войск, находясь всегда в охотниках[148] впереди, первые врубились в неприятельские колонны кавалерии, опрокинули и гнали до пехоты, прикрывавшей их батареи; когда же неприятель под прикрытием батарей построился и готовился атаковать, они, предупреждая его, презрев всю опасность и ужас смерти, не взирая ни на картечные, ни на ружейные залпы, бросились отчаянно на неприятеля, врубаясь в ряды, множество положили на месте, остальных в большом расстройстве обратили в бегство и гнали несколько верст, сильно поражая его, также несколько раз с неустрашимым мужеством били на неприятельские батареи, и везде, поражая своеручно неприятеля, храбростию своей служили примером для подчиненных своих и тем много способствовали к отнятию у неприятеля орудий и ящиков со снарядами, взятию пленных, сильному поражению оного.
К чему удостаиваются: следующие чины.
Подписал генерал-адъютант Орлов-Денисов».
Победа была полной, чуть не взяли самого Мюрата. Пехота опять не поспела, одни казаки дрались. Сын Платова с сотней атаманцев неприятельский лагерь насквозь проскакал и с другой стороны к своей пехоте вылетел, брат Степан Иванович две пушки захватил… Многие отличились: Лосев, Фомин, Бегидов; восемь сотников, одиннадцать хорунжих к наградам представили, урядников — к чинам офицерским. Начальство казачье награждали особо. Орлова-Денисова наградили Святым Георгием 3-й степени, а полковника Сысоева в генералы произвели.
Платов вместе с Кутузовым встречал подходившие с поля боя войска. Полулежали они на ковре, как усталые труженики.
Подошедшие с Дона полки, увидев брошенный неприятелем лагерь, где вперемешку валялись перины, подушки, вазы, оружие, иконы, шубы, ризы, самовары, увидев взятых французских лошадей, тощих и побитых, увидев и самих французов, мелких и голодных, удивлялись:
— Этих, что ли, бить-то? Этих мы и так заберем…
В русском лагере царило ликование. Все готовились наступать. Матвей Иванович потирал руки:
— Я вам так скажу, как пойдем вперед, сразу все к нам в друзья набиваться будут. А где же еще награды заработать, как не у нас, не в авангарде?
Ликование прервалось сообщением: Бонапарт вышел из разоренной Москвы и идет по Калужской дороге.
— Когда?..
— Еще 7-го…
— А нынче какое?..
Спохватились, забегали. Этак он в южные губернии вторгнется. Бросились наперехват.
Поскакал Платов по дождю с пятнадцатью полками. 12-го на рассвете вышли к городишку Малоярославец, перекрыли Калужскую дорогу. Только остановились, скачут от французской стороны свои ребята:
— Мы из Сысоева полка. Французы подходят…
Бой шел весь день. Егеря корпуса Дохтурова удерживали город, а итальянцы его штурмовали. День выдался погожий, и вид прекрасный. Казаки ушли левее и стояли там на дороге, наблюдая за переменчивым военным счастьем.
Подошел Кутузов с главными силами, недовольный. Опять сражение, опять риск. А рисковать он не любил, терпеть не мог. Сидел на скамеечке, что за ним специально кирасир возил, всё про Платова спрашивал, нет ли известий.
