– Председатель, зубы ваши никуда не годятся…
– Что? Слишком черные? Так это от того, что в Яньани мы ели черные соевые бобы…
Я прыснул со смеху, сказал:
– На бобы сваливать нечего. Причина тут в том, что вы слишком много курите. И много винного камня. Есть зубной кариес. Вас беспокоят зубы?
– Зубная боль – это не болезнь; но как зубы заболят, так жить не хочется.
Да ведь главное тут, ключ тут именно в этих словах, в этой народной мудрости: «Зубная боль – это не болезнь». С широко открытым ртом, откинувшись в кресле, он был похож на крестьянина; я уже перестал нервничать и напрягаться.
– Так говорят неграмотные люди. Это не научный подход.
– А, так ты исходишь из того, что в ваших книгах именуется наукой? А вот практика тысячелетий доказывает, что зубная боль не смертельна, от зубной боли не умирают. – Он был так серьезен, как будто бы речь шла об обсуждении важного политического вопроса.
– Да, сразу это несмертельно. Но если это затягивается, то оказывает воздействие… Дайте мне вашу руку, я измерю давление крови.
– Ты мне еще и давление будешь мерить? А вот когда мы целыми сутками совершали переходы, когда шли с боями, кто тогда измерял давление крови? Тогда было важно только одно: чтобы пуля не зацепила; а ведь все были здоровы.
– Тогда условий не было, а сейчас есть условия и нужно измерять давление.
Я внимательнейшим образом осмотрел Мао Цзэдуна с головы до пят и был просто поражен.
За исключением зубов я не нашел никаких других болезней. Особенно удивительным было то, что сердце и легкие функционировали совсем не так, как обычно у шестидесятилетнего человека; они были в потрясающем, отличном состоянии. И как это было возможно при его нагрузках по работе и при его образе жизни? Мои тогдашние ощущения я могу выразить фразой из одного театрального спектакля: «Мао Цзэдун – это просто-напросто божество!» Вот это меня в нем очень привлекло.
Мао Цзэдун, одеваясь, говорил:
– Сюй Тао, ты оказался смелым человеком. – Он так же, не напрягаясь, но и не расслабляясь, поглядывал при этом на меня.
Я опешил и не понимал, о чем идет речь.
– До сих пор никто и никогда меня вот так полностью не осматривал.
У меня нет болезней. А ты потратил столько моего времени. Да, ты осмелился отнять так много моего времени!
– Так точно, председатель. По-другому тут нельзя. А при серьезном заболевании придется приглашать специалистов, устраивать еще и консилиум.
– Никого звать не надо. Позовем тебя, и хватит, – он говорил всерьез.
– Нет, так нельзя. Я не могу брать на себя такую ответственность.
– Хватит и тебя! – Мао Цзэдун настаивал. – Ты мой организм исследовал, теперь ты с ним знаком. Мне больше ни к чему разводить церемонии, и на душе у меня теперь спокойно, и чувствую я себя при тебе естественно. Специалистов приглашать не надо, потому что тогда мне придется наряжаться, соблюдать приличия, тратить время, да и на душе будет неспокойно. Мало того, я здоров, ничем не болен, и ответственности тебе никакой нести не придется.
– Тогда будем считать, что это у нас был первичный осмотр. В дальнейшем я буду вас осматривать в установленные сроки.
– Еще осматривать? Я ведь не тот человек, к которому липнут болезни.
Я продолжил свою мысль:
– Кроме того, вы несколько склонны к полноте; придется последить за весом.
– Ха-ха-ха, – Мао Цзэдун рассмеялся. Ему было все равно: полноват он или нет. Похлопывая себя по чуть выпирающему животу, он сказал: – Разве это считается полнотой в моем-то возрасте? Да даже если я чуть полноват, это что, тоже может привести к заболеванию?
– Лучше быть чуть худощавее, чем чуть полнее.
– Вот в какой-то из твоих книг сказано, что быть чуть худощавее лучше, чем быть чуть полнее; а рано или поздно появится другая книга, в которой напишут, что быть чуть полнее лучше, чем быть чуть худощавее. Ты веришь мне, что именно так и получится?
Я не верил. А вот сегодня немало ученых провели исследования, сделали подсчеты и полагают, что быть чуть полнее – это лучше, чем быть чуть худощавее. Мао Цзэдун поистине обладал даром предвидения.
Проведя первичный осмотр и серьезно осмыслив его результаты, я составил ясное представление о направлениях работы в дальнейшем. Было очевидно, что моя центральная задача состояла в том, чтобы вывести Мао Цзэдуна из столь напряженного рабочего ритма, и тут важно было сосредоточиться на главных моментах.
Если сказать, что сон Мао Цзэдуна – это было великое дело, дело всей партии, то обычному человеку понять такое трудно; еще труднее воспринять это утверждение как подобает. На самом же деле тут нет никакого преувеличения, особенно если мы говорим о канунах великих событий. Начиная с премьера Чжоу Эньлая все вожди партии, встречая людей, которые работали подле Мао Цзэдуна, прежде всего интересовались: «Поспал ли председатель?», «Хорошо ли спал председатель?». Да и сам Мао Цзэдун говорил: «В личной жизни у меня есть только три великих дела: спать, пить чай, принимать пищу».
Сон он ставил на первое место. Сон доставлял ему больше всего мучений; из-за него он раздражался; сон был для него самой большой драгоценностью; и в то же время сон был также желанным, он был тем, что приносило Мао Цзэдуну наивысшую радость, наибольшее удовлетворение. И если он сердился на телохранителей, то в восьми случаях из десяти это случалось из-за сна.
Когда я приступал к работе подле Мао Цзэдуна, Фу Ляньчжан (заместитель министра здравоохранения, в прошлом личный врач Мао Цзэдуна. – Прим. пер.), наставляя меня, прежде всего говорил о сне председателя. Он рассказал мне такую историю.
В годы войны наши бойцы на территории, занятой врагом, раздобыли большую бутыль снотворного; это было американское лекарство барбитон. И тогда очень многие ответственные руководители партии и армии вели себя так, как будто бы заполучили в свои руки некую драгоценность и специально с нарочным прислали это лекарство Фу Ляньчжану.
Чжоу Эньлай и другие руководящие товарищи были очень рады появлению бутыли с этим снотворным и дали Фу Ляньчжану указание непременно надежно хранить это лекарство; его не разрешалось принимать больше никому; предполагалось, что, приняв несколько капель лекарства, председатель Мао Цзэдун будет хорошо спать, и это будет способствовать тому, что он выработает важные установки или будет полон сил и энергии при решении важных дел, касающихся судеб всей партии, всей страны. Фу Ляньчжан как зеницу ока, как саму жизнь, хранил эту бутыль с лекарством, ни одной капли не давая пропасть напрасно. И только в ключевые моменты давал несколько капель Мао Цзэдуну, чтобы он мог хорошо выспаться. Зачастую, хорошо поспав, Мао Цзэдун оказывался способен работать без перерывов и без отдыха несколько суток подряд, правильно и вовремя разрешая сложные противоречия и даже принимая важные стратегические решения, оказывающие воздействие на ход исторического развития. Фу Ляньчжан говорил, что в определенном смысле эта бутыль барбитона внесла свой специфический вклад в дело революции в Китае!
