Александр в Петербурге тревожился за брата, а Ваня бегал по Москве с поручениями. Миша с Ольгой 6 апреля приехали в Мелихово, чтобы все приготовить к возвращению Антона. Тот оставил Машу без копейки денег, и за время его отсутствия в доме подошли к концу запасы съестного. Миша писал Ване: «Здесь, брат, отчаянное скудоястие <…> вместо супа варится какая-то холостая бурлада. Будь друг, привези петрушки (корней), морковки и сельдерея. Если хватит тебя, то и луку репчатого. Мы должны теперь откармливать Антона»[385]. Его же Маша просила привезти «говядины для жаркого фунтов десять, самой лучшей», а также писала, что в доме нет пива. Если бы не подруга Мария Дроздова, Маша совсем бы упала духом. Одни только Павел Егорович и Евгения Яковлевна, похоже, оставались в счастливом неведении. Они были озабочены стрижкой овец и уборкой навоза на скотном дворе. Лишь приезд Миши вселил в них подозрение, что с Антоном что-то случилось.
В Великую Страстную пятницу, истощенный и ослабевший, Антон в сопровождении Вани был доставлен в Мелихово и уложен на Машин диван. Не вставая с него, он впрыскивал себе в живот мышьяк и писал письма, но ответы слабо утешали его. Доктор Средин, лечивший себя и других от туберкулеза в Ялте, убеждал Антона ехать в Давос. Писатель Эртель писал ему о своей «воле к жизни» (16 лет назад врачи определили, что жить ему осталось лишь месяц) и спрашивал: так же сильно у Антона желание жить «во что бы то ни стало»?[386] Меньшиков писал, что, читая «Мужиков», плакал. Еще он советовал Чехову пить молоко, настоянное на овсе, и съездить в Алжир, климат которого чудесно сказался на здоровье Альфонса Доде (через восемь месяцев французского писателя не станет)[387].
Эмили Бижон прислала два трогательных послания на французском[388]. Кузен Георгий звал Чехова в Таганрог: «На юге теплее, и дамы страстные»[389]. Лика, приехавшая 12 апреля, накануне Пасхи, отнеслась к Антону с искренним сердечным сочувствием. Из Мелихова она уехала лишь 18 апреля (в Ванин день рождения) вместе с Сашей Селивановой, которая приехала через три дня после нее. Павел Егорович вздохнул с облегчением: «Слава Всевышнему, уехали две толстые дамы»[390].
В Светлое воскресенье, 13 апреля, мелиховские крестьяне, сорок мужиков и двадцать три бабы, пришли с поздравлениями и выстроились в очередь за пасхальными подарками. Павел Егорович оставляет в своем дневнике бодрые записи: «14 апреля <…> Ростбиф понравился Антоше. <…> 25 апреля. Березы, тополь, крыжовник, смородина и вишни распустились. Антоша в саду занимается».
Незваные гости — «крикун» Семенкович, Щеглов и ветеринар Глуховской — раздражали Чехова-старшего. Заявились какие-то два студента, обедали, ночевали. Отправив по домам братьев, Антон 19 апреля отважился ненадолго покинуть дом — съездил за пять верст проверить, как идет строительство школы в Новоселках. Доктор Коробов, приехавший в Мелихово не лечить Антона, но сделать с него фотографический снимок, взял с собой Чехова на два дня в Москву. Еще один врач посетил Антона в апреле: окулист Радзвицкий привез ящик бессарабского вина и новые стекла для чеховского пенсне.
Антон был рад, что гости наконец разъехались. Хотя в письмах своей новой пьесой его продолжал донимать Щеглов. С Сувориным Антон поделился, что она будто написана котом, «которому литератор наступил на хвост». Его конфидент оставался единственным человеком, с которым Чехов жаждал общения. Антон послал ему телеграмму, предупреждая, что к концу мая будет в Петербурге, и пошутил: «Женюсь на богатой красивой вдове. Беру 400 тысяч, два парохода и железнодорожный завод». Суворин ответил тоже телеграфом: «Находим, что приданого мало. Просите еще бани и две лавки»[391].
Заболев, Антон решил, что теперь он никому ничего не должен и имеет полное право отправиться в путешествие. Суворину он признался: «Теперь за меня ни одна дура не пойдет, так как я сильно скомпрометировал себя тем, что лежал в клинике». Из Курмажера, курорта для туберкулезников, к нему 5 мая воззвал Левитан: «Что с тобой, неужели в самом деле болезнь легких?! <…> Сделай все возможное, поезжай на кумыс, лето прекрасно в России, а на зиму поедем на юг, даже в Nervi, вместе мы скучать не будем. Не нужно ли денег?»
Из Наугейма, где Левитан брал лечебные ванны, он снова писал Антону 29 мая: «Крови больше нет? Не совокупляйся часто. Как хорошо приучить себя к отсутствию женщин. Только во сне их видеть много питательнее (я не говорю о поллюциях). <…> И если Лика у тебя, поцелуй ее в сахарные уста, отнюдь не больше»[392].
Пережив заслуженный успех «Мужиков», сразу сказавшийся на выручке от продажи чеховских книг, и оправдав себя собственной болезнью, Антон наконец смог воплотить в жизнь мечту, которая никогда не покидала его, хотя едва ли вообще могла сбыться: «одним из необходимых условий личного счастья является праздность».
Глава шестидесятая Праздное лето: май — август 1897 года
На фотографиях, которые доктор Коробов сделал в конце апреля, Антон предстает человеком, подавленным и физически и морально. Помимо утреннего кашля у него развился еще один неприятный симптом: раздражительность. Тот насыщенный творчеством период, что начался с отъезда Лики за границу в марте 1894 года, подошел к концу. С апреля по ноябрь 1897 года Чехов не опубликовал ни строчки и писал лишь письма. Он обрезал в саду розы и руководил посадкой деревьев. От врачебной практики и заседаний в уездном попечительском совете пришлось отказаться. Из общественных дел Антон оставил за собой лишь школу в Новоселках, хотя разработка проекта, закупка материалов и наем рабочих легли на Машины плечи. Антон тем временем размышлял о своем будущем. Поездку на кумыс в унылые волжские степи он исключил сразу, так как терпеть не мог молока. Был под вопросом и южный Таганрог: зимы случались там порой столь же лютые, что и в Москве. Ялта тоже не внушала доверия — осталось в памяти, как зимой 1894 года он томился там от скуки и чуть не превратился в ледышку. Кавказские курорты, Кисловодск и Боржом, он недолюбливал за вульгарную публику, хотя воздух там был под стать альпийскому. Мысли о поездке в Швейцарию вызывали у него отвращение. Более терпимо он воспринимал Францию, где у него было две возможности — Биарриц на побережье Атлантики или же средиземноморская Ницца. Оба эти курорта уже давно облюбовали русские, так что одиночество ему там не грозило. Подумывал он, впрочем, и о Северной Африке и ее целительном климате. Однако, проведя лето в праздности, сможет ли он позволить себе долгое путешествие?
Елена Шаврова звала его провести лето и осень в Кисловодске. Кундасова, наносившая Антону тайные визиты, тоже была не прочь проехаться с ним на Кавказ. Лика собралась снова попытать счастья в Париже и заодно составить там компанию Антону; впрочем, о том же мечтала и тайно влюбленная в Чехова художница Александра Хотяинцева. Однако Антон решил развязаться с подругами. Еще будучи в клинике, он скрыл от врачей один симптом, о котором сообщил 1 апреля Суворину: «у меня иногда по вечерам бывает импотенция». Одной из первых отставку получила Елена Шаврова: 28 мая Чехов назначил ей встречу в Москве, однако письмо его запоздало. (В Москву он приехал с Ликой.) В поисках Антона Елена повсюду рассылала телеграммы и целый вечер провела на Курском вокзале, пытаясь перехватить его по дороге в Мелихово. «Судьба несправедлива, почта неисправна, а Вы неуловимы», — жаловалась она в письме Антону перед отъездом на Кавказ, где все еще надеялась повстречаться с ним.
Антон обратился к Людмиле Озеровой с просьбой сыграть 4 июня в клинике доктора Яковенко ее любимую роль, Ганнеле в одноименной пьесе Гауптмана. (Церковь запретила ставить пьесу на императорской сцене, и она шла лишь в частных театрах.) Озерова пожелала иметь музыкальное сопровождение и декорации только по своему выбору. Тогда Антон передал ее роль Ольге, младшей сестре Елены Шавровой. «Маленькая королева в изгнании» в результате потеряла не только роль, но и любовника. В начале мая она намекнула в письме, что если Антон похлопочет о ее карьере, то она откажется от предложенного ей ангажемента в Варшаве. Но уже 14 мая, вне себя от неожиданного отказа Антона иметь с ней отношения не только как с актрисой, но и как с женщиной, она писала ему: «Как я жива осталась, Антон Павлович, прочитав Ваше письмо! Теперь порвана и последняя нить, державшая меня в этом мире. Прощайте»[393].
Третьего мая в Мелихово пожаловала старая чеховская пассия, Дарья Мусина-Пушкина по прозвищу «Цикада», с которой Антон флиртовал пять лет назад. Ее муж, преуспевающий горный инженер Глебов, был случайно убит на охоте егерем. «Вдова, очень милая, интересная женщина, пропела мне десятка три романсов и уехала», — сообщил Антон Суворину.
