Хамская отповедь не обескуражила Кребса, и он вознамерился все-таки добиться от обитателей Смольного документальной поддержки. Во-первых, разрешения доставить Марии Федоровне продукты и, во-вторых, разрешения сопровождать «бывшую Вдовствующую Императрицу» при выезде из страны. В посольстве Дании на этот счет было составлено два специальных документа, с которыми Кребс и прибыл опять в Смольный.
Но если в первый раз он ждал Троцкого почти три дня, то теперь его отловить удалось уже в первый день, в приемной у Ленина. «Красный нарком» был явно не в духе, никакой беседы вести не собирался и лишь бросил на ходу одну, поистине сакраментальную фразу: «Мария Федоровна является для нас старой реакционной дамой и судьба ее для нас безразлична».
Урок «революционной философии», преподанный Кребсу, ясно показал, что большевики и разговаривать не будут, пока Дания официально не признает их режим. Но подобное намерение в Копенгагене отсутствовало, а значит, необходимо было действовать исключительно неофициальными путями.
Кребс отправился в Крым без всяких разрешительных документов, но с полного одобрения и при непосредственной поддержке посла Скавениуса. По его инициативе в зашитом вокруг талии поясе датский офицер вез 50 000 рублей, предназначенных для Марии Федоровны и ее близких.
Возможно, для самого Троцкого судьба «старой реакционной дамы» и не представляла никакого интереса, но для иных представителей красной власти Романовы, в том числе и Мария Федоровна, были, что называется, бельмом на глазу.
В апреле 1918 года Ялтинский совет потребовал приговорить всех Романовых к смертной казни. Над обитателями «Ай-Тодора», «Чаира», «Дюльбера» и «Кореиза» нависла смертельная угроза. Злодеяние не совершилось лишь потому, что Ялтинский и Севастопольский советы переругались между собой за право вершить судьбу Романовых. А вскоре и самим большевистским властителям спешно пришлось бежать или укрываться от угрозы расстрела.
Крым заняли германские войска. По просьбе Вильгельма II его зять герцог Эрнст-Август Брауншвейгский отправил своей матери, сестре Марии Федоровны герцогине Кумберлендской, сообщение, что Императрица Мария и ее родственники «пребывают в хорошем состоянии» и что отныне им ничто не угрожает, так как они находятся под защитой германской армии и лично кайзера. Об этом сразу стало широко известно во всех европейских монарших домах.
В Дании это известие вызвало временное успокоение, но зато в Англии оно привело к совершенно неожиданным результатам: Король Георг V вернулся из оцепенения, к нему вдруг «возвратилась память». Год назад, весной 1917 года, он предал забвению свои родственные связи с Романовыми. После того как в апреле того года, по сиюминутным политическим соображениям, переданное ранее приглашение Николаю II прибыть в Англию было отозвано, Король ни словом, ни делом не проявлял участия.
Теперь же в Лондоне вспомнили, что в России страдают близкие родственники Короля, среди которых находилась и сестра Вдовствующей Королевы, «дорогая тетя Минни». Этот прилив родственных чувств объяснялся просто: кайзер Вильгельм, которого с началом Мировой войны в Англии поносили на всех углах и иначе, как «чудовищем», не называли, выказал удивительное благородство. То была моральная пощечина Королю со стороны повелителя Германии, и сей факт вызвал чрезвычайное волнение английского аристократического истеблишмента.
Георг V счет необходимым лично попросить Министерство иностранных дел, чтобы оно через своего агента в Москве Брюса Локкарта добилось от московских властей «лучшего обращения с Царской Семьей». Агент вскоре отрапортовал, что имел встречу с заместителем наркома иностранных дел Г. В. Чичериным (1872–1936), со слов которого Вдовствующая Императрица вместе с другими Романовыми «взята в плен немцами», которые собираются ее перевести в Киев.
Ничего иного на берегах Темзы не узнали, но на этом английская дипломатическая активность и замерла. Ее не смогла оживить даже двукратная просьба кузины короля принцессы Виктории Баттенберг-Маунбеттен, родной сестры Императрицы Александры Федоровны, с которой она обращалась в Форин Офис «предпринять попытки по спасению Царской Семьи». В конце концов, министр иностранных дел Великобритании лорд Бальфур (1848–1930) посоветовал надоедливой высокородной просительнице на сей предмет самой обратиться к Датскому и Шведскому Королевским Домам.
Георг же V снова на несколько месяцев «впал в оцепенение», из которого его не могли вывести даже мольбы матери — Вдовствующей Английской Королевы Александры.
Несмотря на то что после оккупации Крыма германской армией прямая угроза жизни миновала, Мария Федоровна пребывала в грустном состоянии. Вести извне по-прежнему приходили крайне редко, да и те, которые поступали, не вселяли радостных эмоций. Ей неоднократно говорили о трагической судьбе ее сыновей Николая и Михаила, но она не только не хотела о том говорить, но и слышать.
В сентябре 1918 года к ней удалось пробраться финскому офицеру Вальдемару Споре, которого Мария Федоровне удостоила милой беседой и передала письма родственникам в Англию и Данию. Через три недели после встречи Споре прибыл в Копенгаген, передал послание и сообщил, что Императрица находится в добром здравии, пользуется «относительной свободой» и жаловалась «лишь на нехватку кофе и масла». Никакого намерения покинуть Россию у старой Царицы визитер не обнаружил.
Не упоминала она о том и в письме, которое ей удалось переправить послу Скавениусу в начале октября 1918 года. «Я надеюсь, — писала Мария Федоровна, — что Вы и Ваша любезная супруга не так сильно страдаете в Петрограде и оба пребываете в здравии. Мы здесь в настоящий момент живем в покое и мире, всегда надеясь на лучшие времена и веря в милосердие Господа нашего. Мне было бы очень радостно, если бы Вы при случае написали мне и сообщили, что происходит и как вы живете. Это было уже так давно, когда я получила известие из дома, а от моей сестры в Англии я ничего не слышала с февраля. Так жестоко быть разлученной со всеми и отрезанной от всего остального мира!»
Ситуация начала резко меняться осенью 1918 года. Германия потерпела поражение в войне, а немецкие войска спешно покидали Россию. 26 ноября эскадра Антанты под командованием английского адмирала Колторпа вошла в гавань Севастополя. Еще раньше, 14 ноября, правительство Великобритании рассматривало по просьбе Короля вопрос: что можно сделать для обеспечения безопасности Вдовствующей Императрицы в Крыму.
Кабинет поручил Адмиралтейству «произвести необходимые приготовления». В секретной директиве командующему эскадрой говорилось: «Вам надлежит рассмотреть возможность отправки корабля при первом случае в Ай-Тодор с тем, чтобы тайно увести Вдовствующую Императрицу и сестер покойного Императора. Дело следует организовать крайне осторожно и тактично. Не следует применять силу, осуществлять вооруженную высадку: следует абсолютно избегать всего, что может привести к конфликту с охраной, которая может находиться в доме».
