И все же пыл Генриха IV это не охладило. В беседе с голландским послом в Париже, сравнившим Шарлотту с Еленой Троянской, он, как рассказывают, заявил: «Я знаю историю, но не следует забывать, что Троя была разрушена, поскольку Елена не хотела сдаваться». Война становилась неизбежной. Мария Медичи, избавленная от присутствия королевских фавориток и потому пользовавшаяся теперь некоторым влиянием на супруга, принялась убеждать его, что надо назначить ее регентшей на то время, когда он уедет воевать. Супруги Кончини всячески поддерживали ее в этом, усиленно плетя свои интриги.
Короля пришлось долго упрашивать, поскольку Мария Медичи хотела не просто быть регентшей, но и короноваться. К 20 февраля 1610 года вопрос о коронации королевы был, наконец, решен, и дата коронации назначена на восьмой день после Пасхи. Генрих IV утвердил регентский совет в составе пятнадцати человек под председательством королевы с титулом регентши. Затем он возбудил заочный судебный процесс против Конде по обвинению его в государственной измене. Но при этом он, словно пребывая в состоянии невменяемости, потребовал от Марии Медичи, чтобы она пригласила Шарлотту Конде на свою коронацию. «За кого он принимает меня?» — с негодованием в голосе ответила королева на очередную бестактную выходку супруга.
Страна приходила в состояние лихорадочного возбуждения, распространялись слухи о заговорах. Впавший в меланхолию Генрих, чувствуя себя старше своих лет, переживал периоды то энтузиазма, то упадка сил, в разговоре выдавая свое беспокойство. Однажды в беседе с Сюлли он произнес поистине пророческие слова: «Проклятая коронация, ты послужишь причиной моей смерти!» Судьба была уже на марше, и правление Генриха IV близилось к концу.
Еще задолго до того, как вопрос о наследовании герцогства Клеве приобрел актуальность, было ясно, что ввиду отсутствия у его владетеля прямых наследников борьба неизбежна, и Сюлли заблаговременно готовился к ней, накапливая в подвалах Бастилии золото, а в Арсенале — пушки, оружие и боеприпасы. Ни он, ни другие политики того времени не могли знать, что дело не ограничится борьбой за обладание одним герцогством, а выльется в грандиозный конфликт, который впоследствии историки назовут Тридцатилетней войной. Одно было несомненно: противостояние Франции и Испании далеко от завершения, поэтому рано или поздно между ними вспыхнет война, к которой надо готовиться. В порядке теоретического обоснования этой подготовки Сюлли даже сочинил некий план или меморандум, получивший у историков помпезное название «Великий проект» Генриха IV. Относительно авторства этого проекта нет сомнений: Генрих здесь ни при чем. Более того, он, вероятнее всего, и понятия не имел об этом, с ним даже не обсуждалось что-либо подобное. Король, как уже отмечалось, органически был неспособен сосредоточиться на более или менее долгосрочных проектах. В действительности речь идет о фантазиях и мечтаниях, коим Сюлли предавался на досуге, когда его после гибели Генриха IV отправили в отставку.
Если в общих чертах охарактеризовать этот проект, то речь в нем шла ни много ни мало как о реорганизации всей Европы, о преобразовании этого разнородного агломерата государств в некое европейское содружество, европейскую, как тогда говорили, «республику», что, однако, не предполагало республиканской формы правления: «res publica» понималась в ее исходном латинском значении как «государство», буквально — «общее дело». Чтобы европейские государства, входящие в эту «республику», могли мирно сосуществовать, предполагалось в первую очередь ограничить могущество Испании. Филиппу III предстояло владеть только собственно Испанией и ее американскими колониями, тогда как Ломбардия переходила во владение герцога Савойского, который получал королевский титул и становился союзником Франции. Филипп III лишался также католической части Нидерландов, отходившей к Соединенным провинциям (Голландии), и Франш-Конте, присоединявшегося к Франции. Что касается Священной Римской империи, то она, по плану Сюлли, больше не должна была являться достоянием Австрийского дома, иначе говоря, титул императора переставал быть наследственным и превращался в выборную должность. Венгрия и Богемия выходили из подчинения Австрийскому дому, и обеим этим странам предоставлялось право самим выбрать своего суверена.
После этой перетасовки территорий, приводящей к утрате Испанией и Австрией их могущества, Европа должна была состоять из пяти наследственных монархий (Франция, Англия, Испания, Швеция и Ломбардия), из шести выборных монархий (папство, Священная Римская империя, Венгрия, Богемия, Дания и Польша) и четырех республик (Нидерланды, Швейцария, Венеция и прочие итальянские государства, объединившиеся в одно целое). Предполагалось, что Верховный совет, разновидность арбитражного суда, формируемый из представителей ото всех этих государств, будет заниматься урегулированием конфликтов, тем самым обеспечивая вечный мир в Европе.
Это была грандиозная, однако ни в коей мере не поддающаяся реализации программа. Смешно представлять ее как проект Генриха IV, совершенно не склонного предаваться фантазиям в области политики. Совсем не этого требовал он от своего верного Сюлли. Единственное, чего он мог бы желать, — преподать урок императору Рудольфу II и испанскому королю Филиппу III, посодействовав германским князьям, дружественным Франции, в их объединении ради создания антигабсбургского блока. Едва ли можно было увлечь Генриха IV идеей освободительного похода в интересах Венгрии и Богемии — если вообще он был способен понять подобного рода идеи. Его собственный «проект» существенно отличался от «Великого проекта» Сюлли. Возможно, он и согласился бы помочь герцогу Савойскому завоевать Ломбардию, но при условии, что ему самому достанется Савойя. Если и отвоевывать у Испании католическую часть Нидерландов и Франш-Конте, то единственно с целью присоединения этих территорий к Франции. Он не прочь был бы также присвоить Лотарингию. Еще не дожидаясь, когда разразится эта баснословная, задуманная Сюлли война, он направил Бассомпьера к герцогу Лотарингскому Генриху де Бару, своему бывшему зятю. Тот, овдовев после смерти Екатерины Наваррской, сестры Генриха IV, женился на принцессе из дома Гонзаго, которая рожала ему одних девочек. Бассомпьер должен был договориться о заключении брака дофина, которому едва исполнилось семь лет, со старшей дочерью Генриха де Бара, наследницей Лотарингии. Своего третьего сына Генрих IV собирался женить на наследнице Мантуи и Монферрато, чтобы встать твердой ногой в Италии. Второй из его сыновей должен был жениться на Марии Бурбон-Монпансье, самой богатой наследнице во Французском королевстве; этот брак должен был свести воедино владения двух ветвей дома Бурбонов.
