6. Я не хочу быть в силу своих давнишних и революционных и социальных убеждений ни сторонником Деникина, Колчака, Петлюры, Григорьева и других контрреволюционеров, но я с одинаковым отвращением смотрю и на насилия лжекоммунистов, какие они чинят над трудовым народом, и в силу этого не могу быть их сторонником.
7. Всей душой страдаю за трудовой народ и возможную утрату революционных завоеваний, чувствую, что могу оказать реальную помощь в критический момент борьбы при условии ясной и определенной политики по казачьему вопросу и полного доверия ко мне и к моим беспартийным, но жизненно-здоровым взглядам. А заслуживаю ли я этого доверия – можете судить по этому письму.
Отражая этим письмом не личный взгляд на создавшееся положение, а взгляд многомиллионного трудового крестьянства и казачества, – счел необходимым одновременно копии этого письма сообщить моим многочисленным верным друзьям.
31 июля 1919 г., г. Саранск.
Искренне уважающий Вас и преданный Вашим идеям комдонкор, гражданин казак Усть-Медведицкой станицы – Миронов».
Беспартийный... Филипп Козьмич Миронов обратился в политотдел 1-й Донской кавалерийской дивизии с просьбой принять его в члены РКП (б):
«В Политотдел 1-й Донской кавдивизии.
От комдонкора – гражданина Филиппа Козьмича Миронова.
Не имея сведений о бюро эсеров-максималистов, прошу содействия коммунистов о зарегистрировании меня членом этой партии. Лозунги ее:
«Вся власть – в лице советов рабочих, крестьянских, казачьих и других депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли народа и его руководителями в создании новой жизни».
«Упразднение частной собственности на землю и все средства производства, хозяином которых делается народ».
«Да здравствует Российская пролетарско-крестьянская трудовая республика!»
Заявление это я делаю в силу создающейся вокруг меня клеветнической атмосферы, дышать в которой становится трудно.
Желательно, чтобы Реввоенсовет Южного фронта и ВЦИК, его Председатель т. Калинин, председатель Реввоенсовета Республики т. Троцкий и Председатель Совета Обороны тов. Ленин были поставлены в известность.
За такую республику я боролся и буду бороться, но я не могу сочувствовать борьбе за укрепление в стране власти произвола и узурпаторства отдельных личностей, кон во всяком случае, особенно на местах, не могут утверждать, что они являются избранниками от лица трудящихся.
1919 года, августа 8 дня.
К сему заявлению – Ф. К. Миронов».
Но Миронова не приняли в партию. Вдвойне было обидно, что не приняли как раз те, кто особенно усердствовал в выполнении директивы Свердлова по расказачиванию... Не приняли своего командира корпуса!.. Можно было представить, как обстановка накалялась в Саранске, где фактически прекратилось формирование Донского корпуса. Об этом правдиво доносил член Казачьего отдела ВЦИК Кузюбердин, побывавший у Миронова:
«Как личность тов. Миронов в настоящее время пользуется огромной популярностью на Южном фронте, как красном, так и белом. Также среди мирной трудовой массы крестьянства в тех местах, где был и соприкасался Миронов, имя его чрезвычайно популярно в самом лучшем смысле: его имя окружено ореолом честности и глубокой преданности делу социальной революции и интересам трудящегося народа. Все донское революционное и, подчеркиваю, красное фронтовое казачество чутко прислушивается к тому, где находится и что делает Миронов; от внимания красноармейцев не ускользает ни одна мелочь, которая так или иначе задевает или отзывается на тов. Миронове. За Мироновым идут и могут пойти массы трудящегося народа, потому что Миронов впитал в себя все мысли, настроения и желания народной крестьянской массы в текущий момент революции, и потому в его открытых требованиях и желаниях невольно чувствуется, что Миронов есть тревожно мятущаяся душа огромной численности среднего крестьянства и казачества и как человек, преданный Социальной революции, может и способен всю колеблющуюся крестьянскую массу и казачество увлечь в последний опасный момент на беспощадную борьбу с контрреволюцией. Миронов является единственным лицом, на которое смотрит с доверием и надеждой, как на избавителя от генеральского помещичьего гнета и контрреволюции, казачество. Миронова нужно умело использовать для революции, несмотря на его открытые и подчас резкие выражения по адресу „коммунистов-шарлатанов“. Недоверие к Миронову – из-за его популярности среди преобладающей части казаков и крестьян, от имени которых он выступает... Корпус не сформирован и еле формируется. Красноармейцы вооружены против политработников, политработники вооружены против тов. Миронова. Миронов негодует на то, что ему, истинному борцу за социальную революцию, потерявшему здоровье на фронте, не только не доверяют, но даже стараются вырыть ему могилу, посылая на него неосновательные, по его мнению, доносы и вследствии чего Миронов производит впечатление затравленного и отчаявшегося человека. В последнее время т. Миронов, боясь ареста или покушения, держит около себя непосредственную охрану. Политработники боятся Миронова. Красноармейцы в возбужденном состоянии и каждую минуту готовы к вооруженному выступлению на защиту Миронова от „покушения“ на него политработников. Миронов, по моему мнению, не похож на Григорьева и далек от авантюры, но григорьевщина подготавливается искусственно, хотя, может быть, и не злоумышленно, и немалую роль в этом играют политработники. Миронов может быть ими спровоцирован и вынужден на отчаянный жест. Я довожу это до сведения Казачьего отдела ВЦИК и предлагаю принять немедленные меры. Если казачий отдел по-прежнему находит необходимым формирование Особого Донского корпуса, то в первую очередь необходимо заменить политработников и для постоянной связи и контроля над Мироновым выслать в качестве комиссара к Миронову одного или двух членов Казачьего отдела ВЦИК».
А вот что пишет сам Миронов в Казачий отдел ВЦИК 16 августа 1919 года:
«Шлю искренний привет Казачьему отделу. Глубоко тронут вниманием ко мне и к моей работе по созданию боевого корпуса, но, к сожалению, должен заявить, что творчеству моему в этом отношении ставятся непреодолимые препятствия, О них детально доложит Кузюбердин. Я первый раз жалуюсь не за себя, а за дело, ибо эти лица не понимают, что творят. Я же одно скажу: „Дорогие товарищи! Я состою членом Казачьего отдела, и знайте, что Миронов до конца жизни своей будет нести крест свой и не изменит Великому делу социализации средств производства, а отсюда, следовательно, и социальной революции. Помогите мне рассеять черную хмару, нависшую надо мной. Это не мне нужно. Этого хочет фронт... Смею уверить, что массы идут не за личностью ко мне, а как за носителем определенных идей, которые лелеет трудовая крестьянская и казачья масса. И этой идее, повторяю, я не изменю. Кстати, командированные политотделу от Южного фронта в корпус состоят целиком из людей, подвизавшихся в Хоперском округе. Поначалу комиссаром дивизии был назначен Ларин, бывший председатель Хоперского ревкома. Он плохо реагировал на безобразия, которые творились в округе. Тот самый Ларин, который писал: «Основ кулачества, контрреволюционных сливок в округе не осталось. Осталась маленькая рыбешка, которую, по существу, надо было выслать из пределов округа в рабочие батальоны. Однако разъяснением Южного фронта предписывались расстрелы“. Мобилизованные казаки, что составляют главную массу в корпусе, ненавидят как его, так и всех политических работников, знакомых им по своим деяниям в их родных станицах. Ларин и теперь назначен членом РВС корпуса. Озлобленные на казаков, эти политические работники переносят на меня, думая, что неуспех их среди красноармейцев происходит от моего влияния.
