Сейчас живет он в Ленинграде, руководит полетами в аэропорту. Мы часто с ним встречаемся, вспоминаем наши дни боевые. Очень советую и вам встретиться с этим обаятельным человеком,– сказал Петр Александрович.– Ему есть о чем рассказать.
После того как в горах бои закончились, а продовольствия и боеприпасов туда завезено было столько, что потом создавались специальные команды по вывозке их, Петр Савельев и его товарищи снова стали летать в Крым, теперь уже освобождающийся. Задания были все те же: туда – доставка продовольствия, боеприпасов, оттуда – вывозка раненых на Большую землю. В одной из газет, сохранившихся в семейном архиве Савельевых, есть фотография Петра Александровича. Газета называлась “Боец РККА”, портрет и заметка помещены в номере от 29 июня 1943 года.
“Младший лейтенант П. Савельев – мастер ночных полетов в тыл врага. Только за два месяца отважный летчик совершил сорок таких полетов. За самоотверженное выполнение специальных заданий командования и проявленный при этом героизм, тов. Савельев награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды”.
После Кавказа Петр Александрович воевал на многих фронтах. Так он пролетал всю войну и демобилизовался лишь в 1946 году. Стал летчиком Гражданского воздушного флота, то есть вернулся к тому, с чего когда-то начинал. В 1958 году ему доверили первоклассную машину ТУ-104, и с тех пор он летает на ней, совершая иной раз по нескольку дальних полетов в один день.
Вот и сейчас, когда беседа наша подходила к концу, Петр Александрович взглянул на часы и сказал, обращаясь ко всем:
– Ну, мне пора.
Повернувшись к жене, он добавил:
– Скоро вернусь.
У нас сложилось поначалу впечатление, что Петр Александрович идет по какому-нибудь делу к товарищу, который живет рядом, но оказалось, что он спешит на аэродром – через полтора часа вылет в Москву, рейс по расписанию. И, подтянутый, внимательный, надел форменную фуражку одним привычным движением руки. И нам подумалось, что пассажиры должны чувствовать себя очень спокойно, когда корабль ведет такой человек…
Нас, естественно, интересовала история создания авиаполка, в который входила эскадрилья Петра Брюховецкого. В один из дней мы попросили рассказать об этом Вартана Семеновича.
– Я, конечно, тоже могу вспомнить, – с улыбкой сказал оп, нажимая на слово тоже. – Но Григорий Моисеевич, пожалуй, сделает это лучше меня. Ведь он комиссаром у нас был и, насколько помнится мне, участвовал о формировании полка.
Заметив наше удивление, Вартан Семенович снова улыбнулся.
– Живем мы оба в Москве, а несколько лет уже не виделись – работа отнимает все время. Вот сегодня только разыскал его новый адрес и телефон...
Мы тут же созвонились с Григорием Моисеевичем Любаревым, и он пригласил зайти в любое время. Не откладывая посещения, мы отправились па юго-запад столицы, в один из новых микрорайонов, и там в маленькой квартире встретил нас невысокого роста седой человек с усталым лицом. Болезнь сердца – о ней мы услышали от Вартана Семеновича – сильно подкосила когда-то неутомимую энергию бывшего комиссара, но, как мы тут же убедились, не сделала его равнодушным ни к прошлому, ни к настоящему, ни к будущему. Три инфаркта перенес этот нестарый еще человек, врачи запретили ему выходить даже из квартиры. По глубокому его дыханию можно было догадаться о том, как нелегко ему предаваться воспоминаниям тех тяжелых дней и лет...
– Если говорить об истории полка,– начал свой разговор Григорий Моисеевич,– то следует вспомнить горькие дни нашего отступления и до Ростова и дальше, на Кубань. В той трудной обстановке, в какой оказался Северо-Кавказский фронт, наше командование прилагало все силы для восстановления порядка и боеспособности как на фронте в целом, так и в отдельных частях. Неся огромные потери в технике и людях, мы откатывались псе Дальше на юг, и вот в таких условиях на территории Краснодарского края была создана авиагруппа, в которую я был назначен редактором многотиражки. Создавалась эта группа на базе Ростовского управления Гражданского воздушного флота и командовал ею начальник этого управления Хальнов.
Отступая дальше, мы находились в различных местах, пока не осели, в буквальном для авиации смысле, в Тбилиси. Вскоре туда прилетел бригадный комиссар Антонов. заместитель начальника главного управления Гражданского воздушного флота маршала Астахова. Он непосредственно занялся формированием 8-го Отдельного авиаполка. Происходило это в 1942 году.
Полк был составлен из ростовчан, тех, кто воевали на Кубани, п из тбилисцев. Командование полком поручили Чачапидзе, комиссаром у него был Пруидзе. Многих из нас, отступавших с Кубани, направили в другие части. Меня, например, Антонов хотел отправить в Куйбышев, чтобы я занялся там редактированием многотиражки Гражданского воздушного флота...
Но Любарову хотелось воевать с врагом непосредственно, и потому он решился зайти к Антонову с просьбой оставить его в полку. Характер у заместителя маршала Астахова был нелегкий. Любаров знал, что он не любит изменять собственные решения, но тем не менее решил просить оставить его в полку в любой должности.
Трудно сказать, чем закончился бы их разговор, если б в кабинете Антонова не находился замполит полковник Иван Поюряев, человек, имевший определенной влияние на Антонова. Григория Моисеевича назначили комиссаром в эскадрилью Брюховецкого.
С той поры он и сам непосредственно участвовал в создании полка, и вспоминает теперь, что состоял полк из пяти Отдельных эскадрилий, находившихся по существу на положении полков. У каждой из них был свой собственный тыл, командиры эскадрилий имели право принимать самостоятельные решения и часто получали задания тоже самостоятельно.
С Петром Брюховецким Григорий Моисеевич был хорошо знаком с Кубани, знал его как прекрасного летчика и коммуниста, и потому назначение к нему воспринял радостно. Брюховецкий встретил Любарова так, словно назначение его к нему было делом само собой разумеющимся. Достал списки личного состава эскадрильи, протянул через стол, сказал:
– Познакомься. Люди есть, а матчасти нет.
– Я слышал,– осторожно сказал Любаров,– что нам будет поручено самим находить эту самую матчасть.
– Да. На этот счет в штабе говорят недвусмысленно. Дадим, дескать, вам документы на чрезвычайные права. Где только найдете машины, там и забирайте. Можно и с людьми вместе...
Немцы уже подходили к предгорьям Северного Кавказа. Медлить было нельзя, и потому личный состав эскадрильи, и в частности Любаров с Брюховецким, развили в те дни активную деятельность, результатом которой явились 40 разнотипных старых машин. Многие из этих машин уже были списаны по мирному времени, иные дожидались своей очереди на списание, и потому на них давно никто не летал. Все их спешно ремонтировали подручными способами и потом проверяли годность единственным способом: разгоняли и взлетали. Если машина при этом не рассыпалась в воздухе,– значит, годится. В тот день, когда сорок машин были собраны и проверены, эскадрилья получила назначение в Абхазию с заданием обслуживать 46-ю армию.
