Хотя Мясоедов жил, что называется, на широкую ногу, но, не будучи связан теперь с полицейскими и военными кругами, он был лишен возможности быть в курсе таких сведений, какие ему были необходимы для передачи куда следует. Поэтому-то в салоне госпожи В. его представили Сухомлинову с просьбой предоставить ему подходящее местечко.
От услужливого, льстящего ему человека военный министр никогда не отказывался, но, как ему ни хотелось принять к себе на службу шпиона, это оказалось не так-то легко сделать.
Департамент полиции представил Сухомлинову официальный доклад о падавших на Мясоедова подозрениях в шпионской деятельности. Когда же военный министр этим пренебрег, то товарищ министра внутренних дел, заведующий департаментом полиции А. А. Макаров дважды предупредил его об опасности приблизить к себе лицо с таким темным прошлым.
Но, как мы видели раньше, Сухомлинов ни с чем не считался для достижения намеченной цели и исполнения своих желаний. Так и здесь, он прибегнул к испытанному уже средству, исходя из личного опыта, что для угодливости и лести все двери открыты. Чтобы пресечь все сразу противодействия, он обратился за разрешением принять Мясоедова к себе на службу прямо к монарху, и, конечно, получил таковое немедленно.
Шпион снова был зачислен в корпус жандармов с откомандированием в распоряжение военного министра, с которым сразу сблизился. Желая внушить к своему новому другу доверие со стороны опасавшегося его начальника генерального штаба, Сухомлинов послал с ним в штаб чрезвычайно важные секретные военные протоколы соглашений с Францией.
Жена Мясоедова также подружилась с Екатериной Викторовной. Обе супружеские пары ездили вместе за границу и жили там в Карлсбаде. Новый, 1911 год Сухомлиновы встречали на квартире Мясоедовых в присутствии многочисленных гостей. Один из гостей обратил внимание на то, что за ужином хозяин все время переводил разговор с министром на военные темы. Адъютант Сухомлинова полковник Булацель, получив от Мясоедова приглашение на тот же ужин, отклонил таковое, заявив Екатерине Викторовне, что с такими людьми он дела не имеет.
Подобное отношение к Мясоедову было распространено у многих, знавших военного министра. Не раз его предупреждали о подозрительном поведении его нового друга, но все было напрасно, даже после начатой А. И. Гучковым в печати и Государственной думе кампании против Мясоедова. Такое упорство Сухомлинова, возможность не считаться ни с общественным мнением, ни с настояниями официальных лиц, занимавших достаточно ответственные посты, объяснялось тем, что он был непоколебимо уверен в поддержке и расположении к себе Государя. В этом он не ошибался.
Поговаривали также, будто военный министр нравился Императрице Александре Федоровне тем, что умел развлекать неизлечимо больного наследника престола, умел забавлять его разными детскими играми.
Поэтому-то, несмотря на все творившиеся в военном ведомстве безобразия и крайне отрицательное к нему отношение обоих наших премьеров — и П. А. Столыпина, и сменившего его В. Н. Коковцова, — он так прочно чувствовал себя в кресле военного министра.
Как рассказывал Владимир Николаевич, смертельно раненный в Киеве П. А. Столыпин вызвал его к себе и завещал доложить государю о необходимости замены Сухомлинова «ввиду сумбура в его ведомстве».
— Наша оборона, — сказал Столыпин, — в руках человека неподходящего, ненадежного, неумеющего внушить к себе уважения.
Тогда же в Киеве и председатель Государственной думы М. В. Родзянко прямо в лицо сказал Сухомлинову, что считает его на посту военного министра вредным для России.
Это было в самом начале сентября 1911 года, а через три месяца, 6 декабря, последовал высочайший указ о назначении генерал-адъютанта и генерала от кавалерии Владимира Александровича Сухомлинова членом Государственного Совета.
А. И. Гучков так объяснял удивлявшую всех незыблемость супруга Екатерины Викторовны на посту военного министра, несмотря на сенсационные скандалы и компрометирующие разоблачения, сопровождавшие его деятельность:
«Сухомлинов во всех министерских составах был самым влиятельным членом Кабинета. Это объясняю тем, что он умел подойти ко всем слабостям Государя, умел волновать и радовать его своими докладами, потворствовать всем его капризам, ублажать его так, как никто не ублажал. Все свои дарования он направил к завоеванию личности монарха и эту личность полонил целиком».
* * *
В связи с Сухомлиновым необходимо сказать несколько слов о главном его противнике Александре Ивановиче Гучкове, фигуре весьма значительной.
Он происходил из именитого старообрядческого купечества и родился в Москве в 1862 году.
Дед его, Федор Алексеевич, выходец из крепостной деревни, основал в Москве в 1789 году суконную мануфактуру, ставшую впоследствии крупной фабрикой, на которой уже в 1853 году работали тысяча восемьсот пятьдесят рабочих. Отец и дядя, Иван и Ефим Федоровичи, являлись членами и учредителями Московского купеческого банка.
Старший брат Александра Ивановича, Константин, возглавил семейную фирму, основанную в 1859 году, — «Торговый дом Гучков Е.Ф. и сыновья» и был членом совета двух московских банков.
Другой брат, Николай Иванович, занимал место председателя Русско-Американской торговой палаты, являясь в то же время членом правления и директором ряда крупных московских предприятий: Товарищества московского металлического завода (Гужон), Московского акционерного общества вагоностроительного завода, двух сахарных заводов, химического и других. С 1906 по 1913 год он был городским головой Москвы.
Александр Иванович получил очень хорошее образование, прекрасно говорил по-французски и имел изящные манеры, приобретенные им от матери, по происхождению француженки.
Известность он получил давно, а именно — со времени окончания англо-бурской войны, когда согласно подписанному в Претории 31 мая 1902 года мирному договору Трансвааль и Оранжевая Республика лишились независимости и были превращены в английские колонии. Значительная часть русского общества в том время осуждала Англию за эту войну и была на стороне буров. Нападки на Англию в особенности поддерживала газета «Новое время». В вульгарном смысле это настроение выражалось в знаменитой формуле: «англичанка гадит».
Хотя Александр Иванович не принадлежал к этому вульгарному направлению, он был свободолюбив по природе и несколько авантюристичен по характеру. Словом, он отправился добровольцем в Южную Африку, поступил там в армию буров и был тяжело ранен в ногу, оставшись хромым навек.
