И, как ни странно, именно эта суть его и вдохновила!
Безработица. Страшное слово. Ее не было в России 50 лет! А теперь будет…
Рост цен. Горбачевский рост цен покажется ничем в сравнении с тем, который ожидается при либерализации. Такой рост цен Россия в последний раз видела при нэпе.
Резкое сокращение расходной части бюджета, иначе — галопирующая инфляция. Придется остановить печатный станок. Как следствие — будет нехватка наличных денег.
Свободная продажа валюты (это в России, которая вообще не видела, не держала доллары в руках?).
Шоковая терапия.
Позднее Ельцин скажет — обсуждались и другие программы, более мягкие, более постепенные, но общее мнение было таково, что времени для преодоления кризиса может просто не хватить. Добавлю к этому — обсуждались и другие кандидатуры на пост премьера, например ректор МАЙ Юрий Рыжов, Святослав Федоров, но за ними не стояло такой радикальной, смелой, убедительной экономической программы. И не стояли люди, способные эту программу реализовать.
Именно в шоке, увы, нуждается страна, стоящая на пороге голода. Да, она нуждается в шоке, в болевой реакции, — чтобы проснулись рефлексы, воля к жизни, здоровые силы во всех этих заснувших городах, замерших людях, притихших чиновниках. Во всей этой больной, задыхающейся экономике.
Ельцина убеждает сама эта логика — пройти через испытания, через трудности, чтобы потом выздороветь и жить спокойно.
И еще он понимает, что ответственность за такую экономическую политику может взять на себя только он сам. Не премьер-министр — новая политическая фигура, к которой будут долго присматриваться и привыкать. Нет, риск реформы так огромен и невероятен, что только он, Ельцин, сможет уговорить депутатов принять программу, только он сможет убедить общество пойти на такие жертвы.
Временные жертвы.
— Сколько вам нужно времени, чтобы начался рост экономики? — спрашивает Ельцин. От ответа зависит многое.
Понимает это и Гайдар.
— Год. Примерно год.
Вопрос решен[20].
28 октября 1991 года начался второй этап Пятого съезда народных депутатов РСФСР. Главный вопрос, который предстояло решить, — одобрить или отвергнуть предлагаемый президентом курс экономических реформ.
Ельцин подготовил серьезный большой доклад. Но кроме него он записал от руки тезисы (у него была такая привычка — на аккуратных кусочках бумаги записывать тезисы будущего выступления), которые сохранились. Вот начало этой записки:
«Не забыть:
— военная реформа
— экономический договор (о едином экономическом пространстве)
— не доклад, а как бы обращение к россиянам, депутатам
— по некоторым “тяжелым” мерам указать сроки (месяцы)
— не бояться (сделать доклад продолжительностью до 1 часа)…»
«Не бояться!»
Эти слова, вроде бы относящиеся лишь к форме его выступления (когда и чего Ельцин, в сущности, боялся?), в эти месяцы для него — ключевые.
Не бояться взять на себя ответственность за огромный политический риск. Страна и так наполнена самыми мрачными предчувствиями, взбудоражена, напугана острейшим дефицитом товаров, ростом цен, разговорами о грядущем голоде — и именно в этот момент он предлагает ей «затянуть пояса» и пережить еще более тяжелые испытания.
Он, «народный заступник», «борец с привилегиями», «антикоммунист» — вынужден сейчас сделать стране очень больно. Очень!
Для этого необходимо мужество (два месяца, по признанию Ельцина, он с группой советников обсуждает другие, альтернативные варианты реформы, но отбрасывает их все до единого).
Не бояться!
Но кроме мужества нужна еще и поддержка.
Самое главное — поддержка народа. В газетах, по радио и телевидению растолковывают суть предстоящей либерализации цен, готовят людей. Но и этого мало — сам Ельцин в своих интервью и, наконец, в прямом телеобращении к россиянам 28 декабря 1991 года призывает их к терпению и пониманию, обещает помощь малоимущим, обещает уложить реформу в кратчайшие сроки. И призывает их понять, что без этой реформы будет еще хуже!
Поймут ли?
Идею «шоковой терапии» в штыки принимают и те, кто потенциально мог бы работать в правительстве — например Юрий Лужков (в эти месяцы он занимает пост заместителя председателя Госкомитета по управлению народным хозяйством, особого кризисного органа, и слухи о его назначении премьером — одна из главных тем этой осени). Горбачевские экономисты — Шаталин, Абалкин, Петраков, Бунич — считают гайдаровское правительство слишком молодом и незрелым. Люди из ельцинской команды — Хасбулатов (тоже экономист) и вице-президент Руцкой — крайне недовольны тем, что к формированию правительства причастны не они, а свердловчанин Геннадий Бурбулис.
Все они критикуют программу Гайдара, все они не доверяют новому правительству.
И, наконец, съезд. Съезд российских депутатов обладает огромными властными полномочиями. Они могут завернуть эту программу уже сейчас, на первой стадии.
Ельцин внимательно вглядывается в зал, читая свой доклад.
Не бояться!
Его слушают в абсолютной тишине.
Противники Ельцина (а их почти половина от числа депутатов российского съезда) понимают: возражать сейчас президенту России для них политически невыгодно. Его программа — единственный реально существующий план выхода из кризиса. Ничего другого обществу никто не предлагает. Кроме того, Ельцин просит дополнительные полномочия (предлагает, чтобы его указы на период реформ имели силу законов). То есть берет на себя всю политическую ответственность.
Ну, и самое главное — он сам роет себе могилу!
Они смотрят на него, не веря своим глазам.
У Ельцина была альтернатива: предоставить выработку экономической программы съезду. Он, верховный судия, президент страны, духовный лидер нации, сможет спокойно наблюдать, как слуги народа принимают одну экономическую программу, потом другую, третью… Сохранить свой политический капитал. Отстраниться от болезненных решений. Так на его месте поступили бы многие из тех, кто сейчас сидит в зале и слушает его.
Ельцин поступил по-другому.
Человек, который с таким трудом шел к власти, прорывался к ней сквозь огонь, воду и медные трубы, который только что накопил невиданный политический капитал, — теперь рискует всей своей репутацией, своим политическим ресурсом. Ставит на программу, которая почти наверняка провалится! А если не провалится — то будет еще хуже для него. Он станет виновником роста цен, безработицы, обесценивания сбережений, он навсегда в глазах народа станет тем, кто начал эту страшную реформу, кто разрушил привычное, спокойное, старое, родное… Не безумец ли?
