Вологодской области, куда после блокадного Ленинграда попал на лечение Абрамов.
Нельзя исключить и то, что Фёдор мог познакомиться с Ниной, жительницей города Сокол, в период своих смершевских командировок в Сокол и Харовскую осенью 1943 года или, может быть, даже в самый канун нового, 1944 года. В одном из поздних писем Нины [10] (от 30 декабря 1976 года) есть указание на дату:
«Здравствуй, Фёдор!
Завтра мой день рождения и встреча Нового 1977 года, и я опять мысленно встречать Новый год буду с тобой. Ведь встреча Нового 1944 года незабываема для меня».
Война крепко опалила их судьбы, как и судьбы миллионов других юношей и девушек их поры. Немногим из них война даровала жизнь, а вместе с ней и радость любить и быть любимыми. Фёдору Абрамову и Нине Кашиной в этом смысле повезло. Искра взаимных чувств, вспыхнувшая в них в военное время, пусть даже на время, объединила их судьбы. И разве можно винить их за это? Возможно, если бы не служба Абрамова в контрразведке, его неуёмная тяга к учёбе, встреча с Людмилой Крутиковой и, конечно же, занятие литературой, их отношения переросли бы в нечто более стабильное и ёмкое, а не ограничились бы редкими встречами в Соколе. Да, они, без сомнения, были разными людьми, но ведь, как говорят в народе, «полные противоположности уживаются ещё лучше». Однако, как известно, обстоятельства диктуют жизненный сюжет! Частые служебные командировки Абрамова и последующий перевод в Кемь, потом переезд в Ленинград не могли не сказаться охлаждении отношений между ним и Ниной. И чем дольше они не виделись, тем прочнее в жизнь Абрамова входили новая обстановка, новые интересы, новые знакомства. В его судьбе появилась Людмила Крутикова, полностью разделявшая его увлечения и жизненные приоритеты. Она смогла понять его очень непростую натуру, увидеть в нём огромный талант и сумела сама жить этим талантом. Возможно, отношение Нины к Абрамову строилось лишь на чувстве любви, а любить такого человека, как Фёдор Абрамов, было совсем непросто. Может быть, именно в этом и кроется одна из корневых причин их полной размолвки? Но не будем умалять и «грех» Фёдора Александровича, отдавшего предпочтение свободе творчества, а не семейным узам.
Но, даже окончательно расставшись с Ниной к началу 1946 года, Абрамов так и не смог её забыть, и всё потому, что в конце 1944 года у неё родился ребёнок – сын, наречённый Александром.
Был ли Фёдор Абрамов отцом этого мальчишки?
Если да, то почему не принял его как сына? А если нет, то почему спустя столь длительный срок – 13 лет с момента последнего общения с Ниной – он всё же её отыскал и настоятельно просил о встрече с Сашей? И если Саша действительно был его сыном, тогда почему в переписке (а таковая существует) никогда не называл его отцом? Да и Фёдор Абрамов, никогда не называя Сашу сыном, до последних дней интересовался его судьбой и бережно хранил его фотографии разных лет.
Наверняка Абрамов очень хотел назвать Сашу своим сыном, но что-то очень сильно этому препятствовало, мешало, жгло, мучило, не давало спокойствия и даже в какой-то момент, словно оказавшись между двумя житейскими причалами, где с одной стороны была Людмила, а с другой – Саша, едва не расстроило уже «обкатанную» жизнь с Крутиковой. Особенно трудным периодом их совместной жизни станет именно 1958 год. Достаточно вспомнить то самое письмо Людмилы Владимировны Абрамову, написанное 11 августа 1958 года, вкратце уже процитированное ранее, из которого можно понять, что в душе Абрамова в этот период действительно происходило что-то особенное, и, как замечает сама Крутикова, дело тут было «не просто в усталости».
Наберёмся смелости и скажем за Фёдора Александровича – просто в 1958 году он вновь обрёл Нину, а с ней и её сына, отцом которого она считала его – Фёдора Абрамова. Признаться в этом искренне любящей его Людмиле он просто не мог! Не то чтобы не хватало смелости, просто сам не был уверен в своём отцовстве, и эта неуверенность не была случайной. А почему? Пусть читатель, размышляя о прочитанном, сам сделает свой вывод.
К тому моменту, когда Абрамов отыщет Нину, она уже покинет Вологодчину и переберётся из города Сокол в Воркуту.
Процитируем её письмо Абрамову от ноября 1958 года, судя по тексту, оно было первым после долгого перерыва в общении:
«Здравствуй, Фёдор.
Письмо твоё получила – спасибо. Приятно было видеть знакомый почерк, но одновременно испытывала страх, пока не вскрыла конверт. Ведь прошло 13 лет, как ты прекратил переписку, и мне трудно поверить в розыск.
Что касается телеграммы, иначе поступить не могла, если нарушила Ваш покой – прошу прощения.
Сын не даёт мне забыть тебя. Моему сыну, если ты не забыл, 15-й год, материально он обеспечен, возможно, помощь потребуется после окончания средней школы, но это дело времени, тогда встретишься с совершеннолетним юношей. Сын очень много читает и просил купить книг военных и про шпионов, но боюсь, у меня времени не хватит, если сможешь, прошу помочь мне в этом.
Лечение заканчивается 4/XII, в Ленинграде буду 5/XII, поезд прибывает в 11 час. 10 мин. Вагон 6.
На все вопросы отвечу при встрече.
С приветом, Нина».
Почему Нина всё же откликнулась на просьбу Абрамова встретиться? А ведь это предложение исходило именно от него! Всё-таки их жизненные пути давно разошлись.
Ответы на какие вопросы хотел услышать Фёдор Абрамов от Нины? О них мы можем лишь догадываться, но наверняка ему хотелось точно знать, является ли он отцом Нининого сына.
К сожалению, состоявшаяся 5 декабря 1958 года встреча между когда-то близкими людьми добавила в их неналаженные отношения ещё больше нервозности и раздора. Абрамов с присущей ему горячностью попросил Нину вернуть ему все его старые письма к ней. Ответ на вопрос об отцовстве повис в воздухе, а во встрече с Сашей Абрамову было категорически отказано.
Почему Нина не позволила Абрамову встретиться с Сашей, зная, что он его сын и в её глазах это не подлежало сомнению? Гордость? Желание отомстить за долгое молчание и разлуку? Испытывала терпение Абрамова, ещё больше распыляя в нём желание встречи? Или всё же…
Так их первое свидание после долгой разлуки не принесло успокоения ни Фёдору, ни Нине.
В ответ на его письмо, отправленное, по всей видимости, сразу же после встречи, она уже 20 декабря 1958 года напишет:
«Здравствуй, Фёдор.
Письмо твоё получила. Спасибо за пожелание здоровья, оно мне необходимо.
Доехала благополучно, мороз был 35. Встретили меня с тёплыми вещами, так что не замёрзла.
Чтобы не было странным для тебя моё 13-летнее молчание, посылаю пять твоих писем, почитай, и обязательно
