«Давно уже передо мною носилась эта идея, — говорил Ленин Луначарскому, — которую я вам сейчас изложу. Вы помните, что Кампанелла в своем «Солнечном государстве» говорит о том, что на стенах его фантастического социалистического города нарисованы фрески, которые служат для молодежи наглядным уроком по естествознанию, истории, возбуждают гражданское чувство — словом, участвуют в деле образования, воспитания новых поколений. Мне кажется, что это далеко не наивно и с известным изменением могло бы быть нами усвоено и осуществлено теперь же… Я назвал бы то, о чем я думаю, монументальной пропагандой… Наш климат вряд ли позволит фрески, о которых мечтает Кампанелла. Вот почему я говорю, главным образом, о скульпторах и поэтах. В разных видных местах… можно было бы разбросать краткие, но выразительные надписи… Пожалуйста, не думайте, что я при этом воображаю себе мрамор, гранит и золотые буквы. Пока мы должны все делать скромно… Еще важнее надписей я считаю памятники: бюсты или целые фигуры, может быть, барельефы, группы. Надо составить список тех предшественников социализма или его теоретиков и борцов, а также тех светочей философской мысли, науки, искусства и т. п., которые хотя и не имели прямого отношения к социализму, но являлись подлинными героями культуры… Особое внимание надо обратить и на открытие таких памятников… Пусть каждое такое открытие будет актом пропаганды и маленьким праздником…»
Такое предложение Ленина тревожной весной 1918 года прозвучало совершенно неожиданно. «По правде сказать, — признавался Луначарский, — я был совершенно ошеломлен и ослеплен этим предложением. Оно мне чрезвычайно понравилось… Осуществление, однако, пошло немножко вкривь и вкось… В Москве, где памятники как раз мог видеть Владимир Ильич, они были неудачны. Маркс и Энгельс изображены были в каком-то бассейне и получили прозвище «бородатых купальщиков». Всех превзошел скульптор Королев. В течение долгого времени люди и лошади, ходившие и ездившие по Мясницкой, пугливо косились на какую-то взбесившуюся фигуру, закрытую из предосторожности досками. Это был Бакунин в трактовке уважаемого художника. Если я не ошибаюсь, памятник сейчас же по открытии его был разрушен анархистами, так как при всей своей передовитости анархисты не хотели потерпеть такого скульптурного «издевательства» над памятью своего вождя».
Впрочем, анархисты вообще не одобряли ленинскую затею с памятниками. 3 мая 1918 года московская газета «Анархия» призывала: «Да исчезнут всякие памятники!.. И идиотские фигуры самодержцев, и прочих, прочих: Пушкина, Федорова, Минина, Ленина, Бакунина… Для чего эти нелепые бронзовые идолы, смешные куклы, может быть, работы талантливых людей?.. Живите настоящим! Поклоняйтесь живым кумирам, творцам, гениям, изобретателям!.. Довольно поклоняться покойникам!.. Долой памятники и всякую память о смерти, а то скоро мир превратится в море с удушливым запахом, и так уже задыхаемся от зловонных музеев!». 1 июня публицист Владимир Шокин писал в «Анархии»: «Большевики свергают с площадей старые кумиры, украшающие площади, кумиры увядающего в письменах истории века. Но взамен старых хотят поставить новые кумиры, новые идолы… перед которыми заставят толпу благоговеть и поклоняться… Как все это старо, смешно, шаблонно и пошло… Долой идолов с идолопоклонством, долой преклонение перед пустой вещью, когда святыня — Жизнь!»
С другой стороны, плану Ленина доставалось и от меньшевиков. Близкая к ним газета «Вечер Москвы» язвительно писала в ноябре 1918 года: «Советские деятели торопятся… Поступившие на содержание советской республики футуристы и прочие бездарности лихорадочно творят «пролетарское искусство». Налажено массовое производство, и сразу, целыми пачками, наспех открываются памятники великим деятелям человечества. Нужды нет, что памятники эти мизерны, что в них нет величия, красоты, силы… Дешевенькие произведения дешевенького искусства… Торопятся жить, не полагаясь на свой завтрашний день».
Скульптор Сергей Меркуров настойчиво добивался у Ленина одобрения экстравагантного проекта памятника «Карл Маркс, стоящий на четырех слонах»… Все это вызывало у Ленина досаду. «Он как-то с неудовольствием сказал мне, — замечал Луначарский, — что из монументальной пропаганды ничего не вышло».
Ставились памятники и мифическим персонажам — в основном героям-богоборцам и вольнодумцам, таким, как Прометей (мятежного титана обычно изображали с обрывками цепей на руках и ногах). Датский писатель Хеннинг Келлер вспоминал, как в 1918 году в городе Свияжске наблюдал церемонию открытия памятника Иуде Искариоту. Местные власти долго спорили, кто из богоборцев больше заслуживает увековечения — Каин, Люцифер или же Иуда Искариот. В конце концов решили, что памятник Люциферу противоречил бы идее отрицания Бога, а Клин — слишком уж легендарная личность… В день открытия, когда покров упал на землю, собравшиеся увидели скульптуру Иуды Искариота в полный рост, буро-красного цвета. Человек с лицом, обращенным вверх, грозил небесам поднятым кулаком, судорожно срывая с шеи веревочную петлю. По случаю торжества у памятника устроили парад двух полков Красной армии…
Разумеется, помимо возведения новых памятников, революция крушила памятники прошлого. Первые из них рухнули уже после Февраля: в Киеве была сброшена с пьедестала скульптура Петра Столыпина. Сам снос обставили как эффектное театральное действие: фигуру царского премьера обмотали за шею железными цепями и так подняли в воздух подъемным краном… На одной из карикатур, посвященных этому событию, дух Столыпина говорил с небес, наблюдая за «повешением» своей скульптуры: «Как это удачно вышло, что я свой «столыпинский» галстук применял к другим еще при жизни, а на мне его применили только спустя несколько лет после моей смерти…»
Но настоящий массовый снос памятников начался в 1918 году. «Владимир Ильич, — писал комендант Московского Кремля П. Мальков, — вообще терпеть не мог памятники царям, великим князьям, всяким прославленным при царе генералам… По предложению Владимира Ильича в 1918 году в Москве были снесены памятники Александру II в Кремле, Александру III возле храма Христа Спасителя, генералу Скобелеву… Мы снесем весь этот хлам, заявлял он».
Скобелевскую площадь после сноса памятника переименовали в Советскую. Шуточный «подслушанный разговор» по поводу этого сноса (из газеты «Баба-Яга»):
«На советской площади.
— Это, Митюха, что ж такое за здание?
— А эфто, говорят, памятник Скобелеву.
— А где же он, генерал?
— Да, должно, слез с лошади.
— А лошадь-то где?
