Глава 28
«Западня»
Заняв Москву, французская армия, как и предполагал дальновидный Кутузов, оказалась в своеобразной западне. Дисциплина – основа боеспособности армии – ослабла. Мародерство началось даже в наполеоновской гвардии. Захват Москвы не только не привел к победе в войне, но и грозил полной деморализацией Великой армии. После колоссального пожара, случившегося в Москве по приказу Ф. В. Ростопчина («бешеного Федьки», как его звала покойная императрица Екатерина II), оставаться в ней было уже смерти подобно. Интересно, что еще когда русские армии находились под Дорогобужем, Багратион получил от Ростопчина письмо следующего содержания: «Когда бы вы отступили в Вязьме, тогда я примусь за отправление всех государственных вещей и дам на волю убираться, а народ здешний… следуя русскому праву: не доставайся злодею, обратит город в пепел, и Наполеон получил вместо добычи место, где была столица. О сем недурно и ему дать знать, чтоб он не считал миллионы и магазейны хлеба, ибо он найдет пепел и золу».
…Кстати, многие недоброжелатели Кутузова, начиная с Беннигсена и кончая ненавидевшей Бонапарта императрицей-матерью, всячески подталкивали российского императора заставить старика, сдавшего Москву без боя, немедленно закрыть дорогу на Санкт-Петербург и обязательно дать еще одно решительное сражение супостату. Но крайне осторожный после фиаско под Аустерлицем Александр I «держал по-театральному долгую паузу»: он не любил «старую лисицу севера», но и удалять его из армии не решался. Ему запомнились слова члена тайного военного совета генерала от инфантерии Богдана Федоровича Кнорринга (1746–1825): «Каждый день «бездействия» старика стоит победы!»…
Пока русские войска накапливали силы в Тарутинском лагере, летучие армейско-казачьи отряды активно теребили французские аванпосты. Подходившие с запада резервы уже не могли восполнить численность наполеоновской армии. Между тем до западных пределов России были сотни верст. С Европой Наполеона и его поредевшую армию связывала только тонкая ниточка Старой Смоленской дороги, поддерживать контроль над которой становилось все труднее и труднее. Все тревожило Наполеона, и он попытался войти в контакт с Александром I. Он направлял ему послания: сначала с Тутомлиным (Тутолминым), потом с Яковлевым (отцом А. Герцена) – образованными московскими дворянами, случайно задержавшимися в Москве и доставленными к Наполеону. Поначалу французский император был весьма жёсток, заявляя, что если мира не будет, то «Петербург испытает участь Москвы!». Не получив ответа, Бонапарт попытался выйти на русского царя через Кутузова. С этой целью он послал в ставку Кутузова опытного дипломата генерал-адъютанта и дивизионного генерала, графа Жака-Александра-Бернара Ло де Лористона (1768–1828) – своего однокашника по Бриеннской военной школе, последнего довоенного посла Франции в России (1811–1812) и будущего, уже при Бурбонах, маршала Франции (1823). Приказ был предельно категоричен: «Лористон, привезите мне мир!»
Известно несколько интерпретаций посещения Лористоном тарутинского лагеря. Наиболее «раскрученная» гласит, что при известии о приезде французского «парламентера» в русском лагере началось бурное веселье: заиграла музыка, запели песенники. Кутузов принял посланника лишь в 23.00, приказав при этом развести как можно больше костров, варить кашу с мясом, чтобы произвести впечатление громадной, отменно обеспеченной армии у русских под Тарутиным. Беседа была вежливой, но краткой: все предложения о мире и жалобы, что война приобретает все более дикий, нецивилизованный характер, «старый северный лис» отверг. «Война только начинается», – философски изрек он… по-французски. (Искусный дипломат Михаил Илларионович блестяще владел родным для Лористона языком и умело этим пользовался, создавая впечатление наигалантнейшего среди русского генералитета военачальника!) Он, конечно, пообещал Лористону непременно передать все российскому императору, хотя передавать так ничего и не стал. Передал… Леонтий Леонтиевич Беннигсен. Александр I высказал Кутузову свое высочайшее недовольство за то, что тот вступил в переговоры, не имея на то полномочий и, более того, имея официальный запрет.
…Кстати, кое-кто из историков не исключает, что скорее всего именно тогда, в Тарутине, Кутузов окончательно разработал стратегию дальнейшего ведения войны с Буонапартией. Наполеоновской стратегии абсолютной необходимости генерального сражения «старый северный лис» противопоставил иную стратегию, сочетавшую систему отдельных боев, растянутых в глубину маневров, активную оборону с последующим переходом в контрнаступление – единственно адекватный ответ в противоборстве с действительно великим французским полководцем. В то же время в отечественной литературе (особенно в приснопамятный советский период!) господствовало мнение, что корифей русского военного искусства Михайло Илларионович Кутузов-Голенищев гениально просчитал весь ход кампании еще до того, как… принял командование армией! Так бывает…
Действительно, в России разгоралась одобренная Кутузовым настоящая отечественная война, не признававшая никаких «правил». Со всех сторон французов теребили летучие кавалерийские отряды партизан: Ф. Ф. Винценгероде, подполковника князя И. М. Вадбольского, капитана А. С. Фигнера, поручика гвардии М. А. Фонвизина, полковника князя Н. Д. Кудашева, полковника И. Е. Ефремова и подполковника Д. В. Давыдова.
Никакие, пусть самые жестокие меры не могли положить конец этому «партизанскому» движению. Только в этой «малой» войне Великая армия потеряла не менее 30 тыс. (цифра все время «уточняется и уточняется») человек убитыми, ранеными и пленными! Все это, по сути дела, лишало Наполеона его резервов. Он пошел воевать со страной, не имея понятия ни о нравах, ни о характере ее жителей. Только в Москве Наполеон окончательно понял, что победа ускользнула из его рук…
Между тем в Тарутинском лагере, за которым издали наблюдал авангард наполеоновской армии в лице маршала Мюрата, но напасть на который французы не решались, Кутузову удалось значительно увеличить численность русской армии. Теперь она насчитывала ок. 120 тыс. человек при 622 орудиях: причем превосходство в коннице становилось у него подавляющим – почти в 3,5 раза! На носу была зима, грозившая по народным приметам быть суровой.
Французская армия, уставшая и деморализованная, становилась все менее боеспособной. За пять недель пребывания в Москве без боев почти 100-тысячная армия Наполеона потеряла тысячи солдат и офицеров больными, дезертирами и просто пропавшими без вести.
